"Падаль!" выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц,
потому что падаль - свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.
                                                  [Иосиф Бродский]

Kensi Minta Hughes // Кенси Минта Хьюз, 21 у.о.
начинающий флорист в цветочном магазине "Hearts & Flowers At Westmount" (Gracie Van Gastel)

          Зубная щетка. Расческа. Платья. Вместе с вешалками. Стейнбек. Сэлинджер. Буковски. Макиавелли. Учебник по экономике – непонятно, зачем. Передумала, заправляя за ухо прядь, убрала. Косметичка с грохотом на книги. Не застегнула – тени рассыпались, орошая бежевым, коричневым содержимое небольшого чемодана на колесах. Туфли упали сверху. Она торопливо распахивает дверцы полок и шкафов, берет самое необходимое, кидает без разбору в чемодан. На полу пузырьки с кремами, тюбики с духами; пахнет розами, корицей, отдушкой порошка; провода, компьютерная мышь; макбук уже в сумке; топот шагов; полотенце, нужно не забыть полотенце. Дорогая, подожди, - взгляд сквозь, - Пожалуйста, успокойся, - хватает за плечи, она вырывается; первые попавшиеся бусы упали рядом; наушники. Если сейчас выехать, то к утру доберется. Куда? Куда-нибудь. Не важно. Не звоните. Не спрашивайте. Видеть не хочу. Знать не желаю. Никогда не было. Вздох. Сердцу в груди так тесно.
         
           - ТЫ НИКУДА НЕ ПОЕДЕШЬ! - кричит мать, раскинув широко руки в стороны.

          - Отойди, - тихо, спокойно, без тени в голосе, без блеска в глазах. Сердцу в груди так тесно и больно – тянет к земле. Кружится голова, - Отойди, - отталкивает в сторону. Мать мечется в пароксизме, как птица, находящаяся на заре своей жизни. Далее следует плохая пантомима: мать всплёскивает руками, корчится, съезжая медленно на пол по стене, и безуспешно пытается разродиться рыданиями – не получается – дрожат только плечи, слез нет. У Кенсибольше нет сил смотреть на это. Мать краснеет то ли от стыда, то ли от тщетности попыток – непонятно.
         
          Ключи от хонды, которую заботливые родители подарили на день рождения почти три года назад, в кармане. Лишь бы золотцу было удобно ездить на учебу. Художественная и музыкальная школы – лишь бы золотцу было интересно. Репетиторы – лишь бы золотце окончила школу на отлично. Каникулы в Париже каждое лето – лишь бы золотце свободно владела французским. Апофеоз: вот тебе хорошая партия для замужества, Кенси-золотце.

          Надоело.

          Она курит на задних дворах школы с шестнадцати. Иногда травку. Прячет от матери презервативы, потому что мать до сих пор уверена в том, что ее Кенси в двадцать один еще девственна. Отпрашивается ночевать к лучшей подруге Палмер. Мать Палмер звонит матери Кенси в десять сообщить, что «с девочками все в порядке, они готовятся ко сну». Они же тусят на вечеринке – первый курс. В два ночи оттуда Кенси и Палмер забирают заботливые копы; обе в хлам. Мать с отцом недовольны – Кенси больше нельзя общаться с Палмер. Теперь мать  забирает Кенси из университета – целый год.

          Надоело.
          Надоело.
          Надоело.

          Она нарочито громко, нарочито сильно хлопает дверью, оставляя мать так и сидеть на полу наедине с ее попытками выдавить из себя хоть одну единственную более-менее искреннюю слезинку. На самом деле это полный провал – Кенси должна была стать успешным экономистом после того, как окончит национальный университет на отлично, в двадцать семь Кенси родила бы первого внука, за воспитание которого взялась бы ее мать – Бриджит, – Кенси нельзя, у Кенси карьера. В тридцать Кенси подарила бы своим родителям еще и второго внука. Параллельно она должна получить ученную степень. Куда без этого?

          Чемодан почти ничего не весит: в нем три платья, несколько книг, немного хлама, туфли. На кредитке немного средств, но этого достаточно для того, чтобы устроиться на первое время. Где-нибудь далеко-далеко. Счастливо-счастливо. Как можно дальше. Как можно дальше от людей. В ближайшем банкомате Кенси обналичивает все, что есть на карте – пластик отправляется в урну, телефон туда же.

          - Полный бак, пожалуйста, и пачку винстона, - она на заправке в тридцати милях от Квебека, кассирша вежливо улыбается, - забыла, еще кофе, - Кенси хочется снять с нее эту лицемерную улыбку своей матери. Кенси видела эти улыбки с момента своего рождения. В восемь она начала их ненавидеть и улыбаться так же – лишь бы никого не обидеть. «Кенси, ты должна уважать в людях людей. Ты должна показывать им, как важно для тебя их существование. Но еще искренней улыбайся полезным людям, Кенси» - Не улыбайтесь больше – зубы кривые, - она забирает пачку сигарет, свой кофе, и выходит под звуки кондиционера и гнетущие недоумение. Кенси хочется тишины – она выкручивает усилитель на максимум, чтобы вся Канада сотрясалась. Лента шоссе теряется где-то впереди за горизонтом. Кенси не обращает внимания на указатели, вдавливая педаль в пол. Ее колотит еще три часа – она в жизни не уезжала за пределы Квебека без родителей. Страшно. Страшно интересно. Она в растерянности, но не в силах остановиться. Вперед ее гонит невидимая рука отца-бизнесмена, который по ее возвращении только покачает головой из стороны в сторону: - Кенси, детка, нельзя так делать – скажет он, обнимая ее рукой за плечи, они пройдут в гостиную, он опустится напротив нее в кресло, - Детка, разве мы чего-то тебе не дали? Мы обеспечили тебя всем, чтобы у тебя было приличное, светлое будущее, - он похлопает широкой ладонью по своему колену, глубоко, задумчиво вздохнет, - Нет, Кенси, ты несправедлива к своим родителям – она гонит вперед так, будто за ней гонится сама смерть. Потому что Кенси больше не может жить в клетке, ей – двадцать один, и она совершенно не знает, что такое жизнь, что такое трудности, не знает, как выживать на копейки, не встречала ни разу рассветы в лесу, не гуляла босиком по траве; у них в доме идеальная чистота, у нее в комнате ни пылинки; завтрак, обед, ужин – по расписанию. Ее жизнь стерильна. Жизнь для душевно больных людей, для которых сгладили все углы - не дай бог расшибутся в припадке. Кенси едет до самого заката. Кенси едет до самого рассвета. Останавливается только пару раз, чтобы заправиться. Останавливается раз десять, чтобы выпить кофе. Покурить. Хотя, плевать, курит она в салоне, опустив низко стекла. Она не чувствует усталости. Чем дальше от Квебека, тем больше в ней сил, тем больше ее захватывает бескрайнее чувство эйфории. Она дышит полной грудью. Ее глаза блестят, и она вместе с «зе киллерс» орет «I'm the man, come round. No-no-nothing can break, you can't break me down», срывая связки, бесконечно повторяет один и тот же трек.

          P.S. Она уже две недели в Уотерлу. Сняла комнату-развалюшку у старушенции на краю города. Устроилась в цветочный магазин – пока проблем от нее больше, чем пользы. Кенси учится делать букеты и выращивать цветы. По вечерам Кенси покупает себе пиво, смотрит сериалы и мелодрамы с плешивой семидесятилетней соседкой, от которой несет рыбой.

          Кенси наслаждается своим распадом.
          Кенси счастлива как никогда.

NICHOLAS MARLOWE UNDERWOOD
Николас Марлоу Андервуд
Сегодня - пора очередной самопринудительной экскурсии. Я и мое другое "я" крепко склеены воедино. Небо висит неподвижно, в воздухе мертвая тишь. По ту сторону окружающей меня великой стены музыканты наигрывают какой-то мотив. Еще один день перед катастрофой! Еще один!
Черная Весна. Генри Миллер.

Профессия, образование:
с отличием окончил первый курс двухгодичного курса A-levels;
учился в RAM Junior на полной стипендии (Junior Royal Academy of Music);
гитарист в рок-группе "Shark smells blood"

Родственники, близкие люди:
Отец: Адам Андервуд - известный ландшафтный дизайнер; почетный член королевского общества садоводов Великобритании;
Мать: Вирджиния Андервуд - профессор американской литературы 20го века в Оксфордском университете;
Сестра (младше на 4 года): Кэтрин Андервуд - подающая надежды юная балерина

«Чье сердце полно молчания, совсем не таков, как тот, что сердце исполнено тишины»Пейзаж, нарисованный чаем. Милорад Павич.
Николас говорит нотами, клавишами.
Чего ты хочешь, Николас?
Чего ты хочешь?

Промозглыми днями, вечерами напролет в душной комнате под замком, разворачивая картами прибрежных волн свои познания мира, зацикленные на «входа нет», он считает до десяти, до пятидесяти, до ста в темноте. Считает баранов, ход нот на белой бумаге, количество оборотов «жизнь катится себе вперед» в литературе двадцатого века. Великая Чума. Психолог по пятницам. Психолог по вторникам. Милая дамочка лет тридцати пяти – она знает толк.

Детство, ранняя юность - аллитерация жизни. В шесть кусочки пазлов кляксами рассыпаны по полу, он ползает вокруг них в своей комнате с большим окном, тихо шелестят шторы, ветер, скользящий меж пальцев, сбивает, путает. Картинка не складывается. Отточие.

Если рискнуть всем и выбраться в это окно (спуститься по карнизу вниз, благо, у них свой дом, заполненный призраками прошлого, настоящего, будущего, до самого предела, что вот-вот сейчас треснет по швам, обвалится, пойдет под землю из-за ненадежности фундамента, и этаж всего второй), то можно бежать без оглядки ровно до высокого цельного от родительской заботы забора.

Мистер и миссис Андервуд всегда цельные.
Мистер и миссис Андервуд знамениты своим ретроградством.

Их солипсизм сбивает с толку юного Николаса, которого мать из напускной нежности зовет «Никки», и целует перед сном в лоб, при гостях – в щеки (он не любит, когда его так целуют, но так лучше можно показать всю искренность своих чувств). Конфитюрное «Никки» будет преследовать до семнадцати, пока он не оступится, чтобы понять, что родители ничего не прощают.

Но Николас еще не знает об этом, он складывает из кусочков разбитого витража свою жизнь под категоричные наставления отца и матери. Под увещевания «ты наше будущее», «наш дорогой не по годам умный мальчик». В плену с ранних лет, он отрезан от мира бесконечной бездной, в недрах которой скрываются неведомые чудища, преследующие его с одиннадцати в кошмарах, с десяти – прорываясь сквозь мутную пелену наружу, будто в желании что-то сказать. Любовь родителей к Нику похожа на Библию на полке у кровати, эта любовь – свод правил, которые нельзя нарушать. Но когда дело касается младшей сестры эта любовь преобразуется в стихийность природы и обретает совершенно прекрасное зрелище.

Консерватизм начинает душить Николаса, застегивающего пуговицы белоснежной хлопковой рубашки под самым подбородком, с тринадцати лет на одном из отчетных концертов – еще один диплом на стену, еще одна возможность похвастаться сыном – Ник как картина Малевича, на которую люди спешно съезжаются со всего мира, чтобы хоть одним глазом глянуть на черный квадрат, за которым может быть скрыто что угодно, но важно другое – он кривой с одной стороны, у него углы не в девяносто градусов и марево не плотное, волнами. И смысл суперматизма теряется за банальщиной – матушка целует Никки в щеку, отец треплет по волосам широкой ладонью: «молодец сын», завтра в пять еще одно занятие, послезавтра – репетитор по математике.

«Настоящее предательство заключается в том, чтобы принимать мир, каков он есть, побуждая дух оправдывать его»Устами Калибана. Жан Геенно.
«Миссис Кейт, нам необходимо переговорить» - миссис Кейт (психолог) с матерью скрываются за дверью.

МИССИС КЕЙТ: Да, конечно.
МИССИС АНДЕРВУД: Что с ним?
МИССИС КЕЙТ: Обычный переходный возраст. У него нервоз.
МИССИС АНДЕРВУД: Пройдет.
МИССИС КЕЙТ: Он говорит, что ему снятся кошмары.
МИССИС АНДЕРВУД: Ничего, пройдет.
МИССИС КЕЙТ: Он хотел покончить с собой.
МИССИС АНДЕРВУД: Глупости какие, пройдет.

Через дюжину и два года после рождения Николас говорит струнами и смычком грустно и пронзительно настолько, что мать утирает слезы, сидя в пятом ряду в самом центре зала, но донести до нее главного так и не получается. Сестра растет чудесным ребенком, Николас стремительно падает с братьев-близнецов, разрушенных в 2001 году, разбив окно, чтобы не сгореть заживо. Позже знаменитая итальянская журналистка Ориана Фаллачи в своей «Гордости и ярости» напишет: «И падали так медленно. Медленно взмахивая руками, медленно плывя по воздуху... Да, казалось, что они плывут по воздуху. И никогда не приземлятся. Никогда не достигнут земли».

Эпитафия к жизни мальчика Никки.

- «Увлечение рок-группой?! Ты представляешь, что ты мелешь?!» - Никки ни жив, ни мертв, отец в ярости.
- По ночам Николас дрочит при просмотре гей порно.
- Он курит в уборной школы и вечерами, играя в прятки с родителями, на заднем дворе, пока никто не видит.

Душевное опустошение становится апогеем.
Захлестывает.
Николас – кит, закрытый в прямоугольнике бассейна.

«Тогда восстали некоторые из фарисейской ереси уверовавшие и говорили, что должно обрезывать язычников и заповедовать соблюдать закон Моисеев»Новый завет. Деяния святых апостолов. Глава 15.

Николас взламывает эту дверь. Щепки летят по сторонам. Ломать приятно. Ломаться – не очень.

«Мама, папа, я-гей» - становится последней фразой, сказанной в отческом доме.

Ему хочется все и сразу, здесь и сейчас. Вычурнее одежда. К чертям собачьим учебу. На хуй «светлое» будущее. Он – скиталец, задерживающийся в своих поисках то здесь, то там, то у одного своего увлечения, то у другого - чаще они значительно старше, но Ник не принципиален. По первому требованию, по первому своему желанию собирает манатки и скрывается за горизонтом, чтобы не больше не бередить, потому что все прошло, все скрылось. Его жизнь – сплошное большое открытие. Его настоящее – Великое Путешествие от одной постели к другой без постоянного места жительства, от одного члена в другому, от одного бара к следующему. Он не перебирает слова подобно струнам гитары, не подбирает значений, чтобы не звучало фальшиво, ему не нужно притворяться искренним – он искренен как никто другой.

Теперь Николас говорит сигаретным дымом, вкладывая в каждый вдох мысль. Ник говорит цветами на столе. Взмахом руки. Безрассудной улыбкой. Внимательным взглядом. Что скрыто в твоей голове, Ник? Что будет, если ее вскрыть? Разве червями, гнилой плотью, распадом не вывалится все наружу?

Четыре года – мать ведет Ника в музыкальную школу. Мальчишка с коротко постриженными тонкими волосами хлопает послушно в ладоши, ловя такт – преподаватель улыбается и кивает удовлетворительно головой;

Семь лет – они переезжают в Лондон. Николаса ждет «светлое» будущее. Он подает надежды;

Двенадцать лет – «светлое» будущее начинает воплощаться в реальность – Николас уже будучи лауреатом национальных конкурсов по специальности «виолончель» попадает в RAM Junior на полную стипендию;

Тринадцать – он впервые у психолога, в окно светит сквозь жалюзи солнце, Ник ерошит смущенно волосы и рассказывает про кошмары; про мысли о суициде; про то, что он не видит смысла в жизни. Ему стыдно. Ему непривычно. Следующие три года его жизни проходят вот в этом, достаточно удобном, сером кресле; в комнате, где всегда в солнечные дни он ловит ладонями солнечные лучи, ложащиеся тонкими лентами на колени;

Пятнадцать – Ник начинает курить. Он перебирает «Нико», «Никки», «Никс» в толпе друзей, заливаясь непривычным смехом, который для него самого звучит так странно, что еще чуть-чуть и он сойдет с ума от опьяняющего чувства свободы, от чувства страха, заполняющего его жизнь. Мать чувствует, что-то неладное, но Николас продолжает приносить домой все новые и новые награды. Вместе с тем они с друзьями создают собственную рок-группу. Нику больше неинтересен бог классической музыки и сдержанные аплодисменты, отражающиеся от круглых залов филармоний. Ему хочется рева толпы, хаотичного мерцания софитов;

Семнадцать – за ужином в тишине звяканья столовых приборов звучит: «А знаете…». Ник оказывается на улице, забрав с собой ровным счетом достаточно для того, чтобы одну ночь продержаться где-нибудь на лавочке в парке - толстовку, пачку сигарет и бесценный багаж знаний, коим одарили его родители, а после поселится у некоего Майка, от которого съедет в ближайшие три месяца - не зашло. И так будет постоянно, то друзья, то очередной немного со съехавшей крышей бой-френд, от которого у Ника безусловно "будет кружиться голова и постоянно стоять", но это временно. Все это временно. Его лихорадочные поиски будут напоминать со стороны метание зверя, вырвавшегося из зоопарка на свободу;

Двадцать - осознание того, что "все можно" пришло быстро, прорвалось наружу подобно гнилому нарыву. В прошлом остались дипломы и кубки. Зачеркнул. Выбросил из головы. Забыл. Но сказать, что его не посещали мысли "может, зря" нельзя. Он иногда возвращается к дому родителей, следит за любопытно выглядывающими из-за забора светящимися в вечерней темноте окнами, пока дом не засыпает, и очень волнуется за отца, которому диагностировали четвертую стадию рака печени. В эти дни его сожаление, спрятанное доселе глубоко внутрь, настолько велико, что заставляет задыхаться. Но и это Ник держит в себе.

х Он как книга, которую невозможно дочитать. Как кроссворд у которого множество решений. Ник совершенно непредсказуем в своих действиях, иногда они граничат с безумием. Его несется по заледеневшей дороге со сломанными тормозами, которые он забыл проверить;

х Он слушает, на первый взгляд кажется, все подряд, но в приоритете джаз и все, что с ним связано, рок 70х, синти-поп 80х;

х Кажется, совершенно неразборчивым в еде, людях, одежде и в жизни в целом. Он зачастую действует стихийно, интуитивно;

х Хронически бросает курить. Держится пару дней, но после загулов с друзьями срывается и начинает по новой... бесконечно;

х Ярый поклонник фанатского творчества всех форматов, от артов до фанфиков. Пристально следит за фанбазой своей группы, предпочитая то участвовать в оживленных дискуссиях с фейкового аккаунта, то попросту издеваться над наивными поклонниками. В интервью обслуживает фанбазу "шиппер-моментами", чем поднимает порой целые волны искреннего возмущения;

х Каждому из членов группы присваивает собственные клички, не брезгуя и фривольными обращениями. "Эй, крошка" в свой адрес привычно слышать каждому из Shark smells blood;

х Является персональной головной болью менеджера группы;

х Рост Ника 176 см.

Связь: лс, пожалуйста

NATHAN GORDON LEWIS
нейтан гордoн льюис
С: Л., ты уважаешь меня?
Л.: Какое тебе до этого дело?
С: Ты прав, это бессмысленная слабость.
Л.: Однако именно благодаря ей я по-прежнему уважаю тебя. Прощай, С.... У таких людей, как я, на лице написано, что они умирают в одиночестве. Именно так я и поступлю. Но, по правде говоря, я хотел бы сделать так, чтобы люди не умирали в одиночестве.

Профессия, образование:
окончил Imperial College London, психиатрия;
психотерапевт в Национальной клинике неврологии и нейрохирургии
Родственники, близкие люди:
Элизабет Льюис - мать. Сейчас живет в графстве Ланкашир на берегу Ирландского моря.

Соловьиный речитатив телефонного звонка под самое ухо в девять утра. Раздражение от этого звука накатывает песчаной волной. Он закрывает, загнув уголок на сто пятьдесят шестой странице, «Самоубийство» Эмиля Дюркгейма. На плечи ложится ткань домашнего халата, он на ощупь выключает будильник. Сон ушел часа четыре назад. Мысли расстреляны из картечи. После дождя всегда тянет в сон. И даже если выпить черный крепкий кофе, то это тягучее состояние будет преследовать весь день. Он крутит в пальцах серебристую канцелярскую скрепку, завернутую спиралью и варит мелкой помолки зерновой, привезенный друзьями из Южной Америки – по пустой квартире медленно расползается пряный запах. Тетчер трется об ноги своей плюшевой шерстью и громко мурлычет.

Вселенная обрела смысл,                     
вселенная стала внезапно огромной,                 
как надежда...

Момент рождения мучителен и для матери, и для ребенка. Но что делать, когда детей внезапно оказывается двое? Лизи – нейрохирург. Ей было тридцать пять, когда она, наконец-то решилась. Взвесить все "за" и все "против" оказалось сложнее, чем она думала. Вероятность того, что ребенок мог родиться с отклонениями была настолько велика, что каждый день этих девяти месяцев вбивался в нее ядовитыми клиньями. Вдвойне, когда выяснилось, что Элизабет ждет двойное пополнение.

В тридцать шесть Элизабет впервые в жизни начала пить антидепрессанты. Мать-одиночка, что может быть веселее? Он ушел, хлопнув громко дверью. Мальчики Хейт и Нейт
[между их рождением разница в тринадцать минут и сорок пять секунд; Хейт старше; у Нейта глаза матери, а у Хейта - непонятно чьи.
- Дорогая Лиз, это был ординатор из отделения пластической хирургии? что он обещал тебе, Лиз? поправить нос или скулы? тебе не нравится ни то, ни другое, уж я-то знаю, Лиз. я-то знаю. может быть, это твой начальник? или пациент?! КТО, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ?!]
обливаются в страхе слезами - они только-только начали ходить и всюду суют свои любопытные носы. Элизабет подает на развод на следующий же день. А в тот же вечер заявляет в полицию - семейное насилие
[у нее: синяк на руке; следы на шее; сотрясение].

Лиз воспитывает близнецов в миксе чужих характеров. Ни один ее ухажер, сменяющийся другим уже через пару недель, не выдерживает дольше года-двух. Элизабет - взрывная бомба, ветреная мельница. Мальчики впитывают манеры и привычки как губки толково, действенно, но выборочно.

В пять Хейт дерется с ребятами из детского сада, обижает девочек, портит чужие вещи. Хейт убил соседского котенка за то, что тот нассал ему на новые кроссовки. Старшему близнецу не хватает тяжелого отцовского ремня и твердого характера. Знакомая говорит о том, что Хейту нужно куда-то выплескивать энергию. И пускай это будет музыка.

Нейта за компанию отправляют на фортепиано. Он не против. Нейт - другой полюс Луны. Он интроверт, но схватывает на лету. В пять уже умеет читать, переключает на National Geographic, когда брата нет поблизости. Не дерется и всегда уступает.

И Лиз все равно больше любит Хейта [он весь в нее]. Она зачем-то об этом говорит всем, запивая свою невыразимую горечь в очередной раз виски. Если бы она могла, то было бы неплохо родить одного сына. Но она любит Нейта. Он же любит мать и не придает ее словам значения, только поступкам - она одинаково заботится о них двоих.

Из записей в дневнике Нейта:

Хейта не стало в 2012. Он умер от передозировки. На тот момент Нейт был на втором курсе медицинского факультета, психиатрия. Что стало с Элизабет? Денег, которые она заработала, хватило на то, чтобы уехать как можно дальше из Лондона, в самую глушь страны, купить там небольшой домик.

Тетчеру - три. Именно столько лет назад Нейт переехал жить в свою новую квартиру-студию, расположившуюся на третьем этаже в самом сердце Лондона. Ближе к работе, к университету. С братом они, если не считать ранних лет, никогда не были близки. Но иногда он все-таки задумывается о том, что бы он смог сделать для Хейта будь они старше.

Коту Тетчеру - три. Он ест только вискас. Отзывается на "Тетчи". И всегда встречает и провожает на пороге.

Тетчер трется об ноги своей плюшевой шерстью и громко мурлычет. И пока в турке варится черный молотый, привезенный друзьями из Южной Америки, Нейт прячет скрепку, закрученную в спираль в карман домашнего халата и берет кота на руки.
- Эй, я сегодня в ночную смену, - кот мурлычет; ему, в принципе все равно, лишь бы было что пожрать; лишь была крыша над головой; пряный запах растекающийся по квартире; и трель будильников, которые всегда звонят, когда Нейтан уже не спит.

[audio]http://k003.kiwi6.com/hotlink/570ozbzpqr/Emptyself_-_No_Light.mp3[/audio]«послушание» [Ницше]

                            Я ТОТ, КТО УТЕШАЕТСЯ ОДНИМ:                                                                                                     
                ВОСПОМИНАНЬЕМ О СЧАСТЛИВОМ МИГЕ.                                                 
        Я ТОТ, КТО БЫЛ НЕ ПО ЗАСЛУГАМ СЧАСТЛИВ.    
                          Я ТОТ, КТО ЗНАЕТ: ОН ВСЕГО ЛИШЬ ОТЗВУК,
И КТО ХОТЕЛ БЫ УМЕРЕТЬ СОВСЕМ.                                                   
MAURICE OWEN COOPER // МОРИС ОУЭН КУПЕР, 25 У.О.
художник, реставратор, владелец антикварно-художественной лавки (Max Barczak)

<!--HTML-->
<center><object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flash-mp3-player.net/medias/player_mp3_mini.swf" width="650" height="13"><param name="movie" value="http://flash-mp3-player.net/medias/player_mp3_mini.swf"><param name="bgcolor" value="#000000"><param name="FlashVars" value="http://d.zaix.ru/42TN.mp3"></object>
</center>

Острый взгляд из-под нахмуренных бровей. Грустная, немного двусмысленная улыбка. Наедине с самим собой он – растерзанное марево воспоминаний. Глухих. Поддернутых дымкой. Кричит по ночам [от боли: душевной, физической]. И на этот крик слетаются темной тенью, стрелой лихорадочной вороны;
на падаль.
Растереть между пальцев в крошку.
                Растереть в пыль все это.

...в нескончаемой моей ночи
     Есть голоса утешней и роднее.
Их черные руки обнимают весь мир. От края и до самого края. Там, где некогда пролегали артериями синие реки; там, где курили вулканы; там, где неровности ландшафтной гряды рисовали неповторимые узоры; где огнями вспыхивали и гасли города. Теперь повсюду, куда не глянь один сплошной мрак. И пыль - копоть.

В одном только имени вся жизнь. В каждой букве след покинувших его людей. М-О-Р-И-С-

Сдавленный вдох ранит грудь тысячами осколков, выпотрошив сознание до такой степени, что крик превращается в скулеж, в хрип. Покореженное лицо в алых росчерках. Бьет дрожь. И в памяти только вспышками раз за разом последняя мягкая улыбка Санни; попытка ухватиться за ее обмякшую плетью руку: голова запрокинута под неестественным углом; в глазах потух весь мир, на дне черных зрачков лоскут ткани в светлые цветы с платья матери и яркий лиловый лак на ногтях ее руки, отсеченной от тела, на безымянном пальце обручальное кольцо; остальное - исчезло под изломанным капотом грузовика; в зеленую краску вмешался упрямый рдяный и явственный запах металла; отца даже не видать. Удар пришелся со стороны водителя на скорости в семьдесят пять миль в час. Авария случилась в десять ноль пять, спасатели прибыли в десять пятнадцать. А он все повторял: Санни... Санни... - и хватался за руку сестры еще не осознавая происходящего. И боль схватила разум и трясла его долго, крепко. - И повезло же ему, - говорил кто-то. - Да что значит повезло? - говорили другие. Эти "другие" знали и понимали больше. Неделя в коме. Неделя под успокоительными. Вторая. Третья. Все время - под обезболивающим. Инвалидное кресло. Какие-то увещевание врачей: "Есть неплохой шанс, что ты встанешь на ноги". Неплохой шанс встать на ноги как будто что-то даст. Он рисует у себя в палате кистью, руками; нарисовал на стене черным дом, смазав края его красным дугами, окна - багровыми в инферно облаками, и дымчатую тень - а они они опять начали его поить какой-то гадостью, от которой голова не своя и мысли становятся свинцовыми и тягучими как смола. Он бы собрал витраж и сшил все это белыми нитками как умеет, как может, но не умеет и не может. Больше - не хочет. Меньше - не знает как. И если бы к нему хоть на миг вернулось спокойствие прозрачной чистоты горных рек. Душевное опустошение сменяется пронзительными кошмарами и они ищут выход - находят на холстах его картин. Он отказывается от психолога. Он отказывается от лекарств. И солнце, путающееся длинными пальцами в светлых волосах не радует. Лучше бы ночь. Он отказывается есть. Лучше бы покурить дали, в самом деле, и виски, и цветов, и лент с бантами, и мягких фруктовых женских ароматов, и смех, и взгляд, и детских сказок.

[icon]http://s7.uploads.ru/RIvTu.jpg[/icon]

шарканье кед по асфальту. руки пропахли бензином. он останавливается, ищет по карманам зажигалку. за спиной табличка "курить запрещено". в наушниках бьется басами депеш мод. на часах три пятнадцать утра. впереди сотни километров. кофе остывает быстро, напрасно. американо без сахара. и плитка молочного шоколада в бардачке уже неделю валяется — зря покупал. ли донхёк не любит сладкое, но покупает. в моменты отчаяния шоколад — единственное, что останавливает круговорот мыслей, гнетущую тягучесть времени, выкорчевывает из головы желание выйти, из груди — давящую боль. отвратительный вкус приторно-сладкого шоколада — лучший психолог. на улице ветрено, и он плотнее кутается в тонкую куртку, затягивается сильнее.

свет фар встречных машин слепит, расплескивает по сторонам остатки сумрака. дороги освещены, но даже это не способно отогнать подступающее к горлу осознание одиночества. прочно пустившее корни, оно растекается лавой по венам. у донхёка желание вдавить педаль в пол и вылететь с дороги на повороте на скорости в девяносто миль в час. редкие часы сна. он привык к тому, что время суток не поспевает; привык к тому, что остается только мелочь "на сладкое". старый кнопочный телефон отца — таких уже не производят. обязанность отмечаться раз в месяц. длинным рукавом размазывать после встреч кровь по лицу. ускользать от человечества. быть вне места, вне воспоминаний — застрять меж мирами. у донхёка бессмысленная привычка не прекращая воевать за место под солнцем — за спиной выжженное поле; флот потоплен.

пальцы перебирают струны гитары. хэчан [прозвище, подаренное друзьям прирастает напрочь, вклинивается в сознание] смеется, перебивая грохот барабанов, взлохмачивает волосы. в четырнадцать кажется, что жизнь удалась. в четырнадцать лет весь мир у твоих ног, все двери открыты. на столе с десяток банок пива. вскрытые замки квартир. самоутверждение. первый секс. удовлетворение. плохие компании. он натягивает капюшон на лицо и выходит под ливень, брызги разлетаются искрами. задерживается допоздна. тихо поворачивается ключ в замке. дверь даже не скрипит. в квартире тихо и темно. в комнате он устало бросает одежду на пол; падает без задних ног; спит до обеда. он давно не учится — посещает, не более. в окне сменяются сезоны. что он там не видел? у ли донхёка талант прожигать юность. у донхёка отец сапожник. и мать умерла, когда ему было двенадцать. он же отбился от рук, пошел по наклонной. отцу говорят, что то несчастное граффити на стене онкологической клиники заслуга сына и его дружков.

свет вспыхивает опрометчиво. гнев кажется неестественным. крик отца пронзает сознание. хэчан от боли выплевывает легкие. все это в замедленной записи. гитара врезается в стекло, то рассыпается звоном в ушах и ненавистью. больше никогда! звук пощечины. да что он понимает вообще?! слезы подступают к горлу. у его жизни пауза и бессмысленное кружение.

в пять лет они с матерью разучивают песни. по вечерам она читает ему сборник народных сказок. у донхёка кот по имени тим с белыми лапами. воздушный змей закрывает летнее солнце, запах у скошенной травы удивительный. они пускают в парке мыльные пузыри, делятся фантазиями. в семь донхёк знает уже таблицу умножения. общее фото на память — он прячет его во внутренний карман куртки. рассвет окрашивает небо оттенками красного, он будит напарника на границе с китаем, несколько минут ходит вокруг фуры кругами, а в голове нескончаемые шторм и цунами.

спать тяжело — сплошные кошмары. по утрам в дешевых гостиницах, в которых они останавливаются редко, если получится и неохотно [донхёк регулярно с талантом ввязывается в неприятности] он давится безвкусным завтраком и воспоминаниями. в десять выясняется, что у матери опухоль мозга последней стадии. лечить бессмысленно. отец все равно надеется — продает свой бизнес, они меняют дом на захудалую квартиру на краю города. все по наклонной к чертям катится. историки со скандалами. все бьется в агонии, сгорает в инферно. все как в дерьмовом артхаусе: вот кладбище, день похорон [на которых только он и отец], все тонет в серости — пасмурно, ноги промокли так, что при каждом шаге раздавалось голодное чавканье. не хватило разве что элементов черной комедии.

рокировка. звон колокольчика на двери в круглосуточном магазине. две пачки сигарет, бобовая паста. а у вас вчера я видела печенье. с вас три двести. двадцать четыре на семь. спина встречается с кирпичной кладкой. пальцы дрожат неподдельно. на выдохе. на выходе. не_смешные шоу по телеку — скоротать время. отвратительное пение очередных новых айдолов, банальные розовые сопли в текстах — от такого только блевать возникает желание. а ведь хэчан все еще помнит пароль от ютуба; безрезультатные попытки на кастингах. а потом отца внезапно нашли на рельсах неподалеку от сеула: две половины единого целого. донхёку было пятнадцать. следствие прикрыли через два дня, якобы самоубийство. ничего особенного бы не было, если бы не многомиллионные долги, доставшиеся по наследству. квартиру быстро продали; с друзьями пришлось попрощаться [если точнее, они с ним попрощались]; две подработки... нет, три... ладно, четыре. мелочь со звоном разбегается в стороны: оставь себе, малыш, на сладкое. он ненавидит сладкое.

у него нет ничего окромя желания вырваться из замкнутого пространства; нормально выспаться; наесться по-человечески; сменить изношенные кеды на новые. обернуть время вспять и начать слушаться отца. если бы он был хорошим сыном, то этого ничего бы не было...

[icon]http://sa.uploads.ru/c90JG.gif[/icon]     

детка, ты состоишь из лампочек, просто лампочек в сотню ватт.
ты — обычный маленький робот-плакальщик, и никто здесь не виноват.
сиди тихо, кушай антибиотики и, пожалуйста, хватит ныть.^{__________________________} ♥ ♦ ♣ ♠ ^{__________________________}

привычка из детства: просыпаться с рассветом
[моя мать помешена на "правильном",
как она выражается, образе жизни].

лампа высоко над головой. тогда мне казалось, что слишком. позже я понял, что стоит встать на стул и я спокойно смогу до нее дотянуться. привычка матери звать для того, чтобы заменить лампочку, электрика. отцу всегда некогда. работа выедает нервы, уничтожает время, убивает семью. матери казалось, что это эталон мужчины. она стремилась заполнить все мое время без остатка. и свое тоже. домохозяйка без образования с ограниченным умом. они говорили, что ей повезло так удачно выйти замуж. мать гордилась отцом. до сих пор гордится. она хотела гордиться сыном. она заполняла пространство вещами: статуэтки, привезенные из италии; французские шторы; английские вазы с цветами; репродукции мане и дали на стенах; дизайнерский диван по индивидуальному заказу; стол в стиле прованс; спальный гарнитур из германии [тоже в стиле прованс]; бирюзовая кухня с розовой скатертью. безупречная осанка, безупречные манеры, безупречно выглаженные платья, безупречная фигура, безупречная тупость. правильное питание. исключительно правильное. исключительно не_правильное для меня. в ее голове у нее был правильный сын. когда выяснилось, что у меня астма, ее это оскорбило. она считала, что этого быть не могло. это выбивалось из ее видения счастливой семьи. поэтому было решено, что лечащий врач отца не компетентен. мы начали таскаться по больницам. будучи совсем ребенком, я сбился со счета в самом начале - количество сданных мною диагнозов зашкаливало; к десяти годам моя медицинская карточка по объему напоминала библию. в последствии по причине того, врачи в корее были "плохими и ни на что не способными" было решено, что нам жизненно необходимо съездить еще куда-нибудь. конечно, это были штаты. мы прожили в штатах три года. к четырнадцати годам после уймы потраченных денег, после того, как мне на протяжении десяти лет калечили психику, после того, как отец уже не выдержал и сказал, что он разведется с ней, потому что "ты совсем умом двинулась", она решила опустить руки. следующие тринадцать часов, что мы провели в аэропорту, а после в самолете, я был представлен сам себе. наконец-то. мой личный йозеф менгеле, она не могла сдаться так просто. на следующее утро мать решила направить свою энергию в другое русло . . .  и занялась моим образование вплотную. она любила повторять: "вы с отцом созданы не для того, чтобы выполнять физический труд и тратить время на бытовые вопросы". до девятнадцати лет мой день был расписан посекудно. тотальный контроль всего: оценок в школе; моего физического, психологического состояния. никакой вредной пищи, никаких вредных фильмов, никакого интернета, никаких друзей. мне казалось я все упускаю. и в один прекрасный день, помню, это была весна, я поменял эту чертову перегоревшую лампочку сам. для меня это ничего не значило. у матери случился приступ истерики.

привычка из детства:
все должно быть в идеальном порядке [у моего отца обсессивно-компульсивное расстройство;
кажется, это передается по наследству].

у отца в кабинете на столе не было ни пылинки. вещи всегда имели свои места. каждая бумажка отправлялась в урну незамедлительно. а еще у отца нереальный айкью. мне до сих пор, при всей его твердолобости, кажется, что он знает все на свете. он никогда не повышал голос, мне достаточно было только одного его взгляда. все мои споры были проиграны. благодаря отцу у меня не было переходного возраста. думаю, я повзрослел еще до того, как начался пубертат. ему льстило, когда я на публике цитировал "великих людей прошлого". я чувствовал себя нужным и старался читать еще больше. у нас в доме была огромная библиотека, в которой, по решению матери, я проводил добрую половину времени. уже много позже я понял, насколько это все абсурдно. тогда порой мне хотелось быть обычным ребенком, который сидит на заднем дворе и заставляет навозников передвигать шарики пластилина, но грязные полы в доме были под запретом, животные тоже были под запретом, пластилин также в списке запрещенных предметов. на этом список запретов заканчивался. порядок — это все, что интересовало отца. ни мои оценки, ни состояние моего здоровья — ничего. именно порядок. от отца у меня была похвала из двух слов, когда я в очередной раз поражал взрослых эрудицией. в остальном я был представлен себе и матери. однако, иногда был оглушительный рев ветра на уикенде в сокчхо, где жили бабушка и дедушка. мы вырывались туда раз в месяц. и по каким-то причинам мать ни разу с нами к ним не ездила. я ходил к океану с дедом собирать ракушки и камушки — целая коллекция. песок забивается под ногти, ноги вязнут, вода между пальцев струится шелком. воздушный змей кляксой взвивается в небо. дед учит делать замки из песка. мои лучшие воспоминания того времени. я возвращался домой загоревшим и диким — мать утверждала, что в меня вселяются злые духи. она почему-то не думала о том, что это — детство. она ругалась на отца. тот обещал больше меня не брать с собой. и через месяц мы опять уезжали. и вновь я приезжал сам не свой. и вновь она кричала...
а сейчас у меня идеальный порядок и ни пылинки на столе. и океан до сих пор забирает все тревоги.

привычка из детства:
собственичество.

"мне без тебя плохо. только посмотри, что я с собой делаю"; игра на публику; стертые контакты, пустота сообщений в телефоне; звон бьющейся посуды; ножом царапать по лобовому стеклу проклятия; нарушать личное пространство; не допускать взглядов; подозревать в мыслях; чувствовать посторонние запахи; читать по глазам; никогда не_доверять; следить за часами.

однажды я застал ее в кабинете отца, читающей его личную переписку. она плакала. и в следующий раз. потом тоже. раз за разом. молчание вызывало когнитивный диссонанс. она нашла выход, да? единственным человеком, которого она могла всегда держать рядом, был я . . .

привычка из детства:
лгать.

-----------

кихёну семнадцать. два часа ночи и шум мчащегося порочь состава где-то за спиной. в рюкзаке три баллончика, респиратор и набор кэпов. от волнения дрожат руки. он натягивает кепку на лицо и перелазит через забор на территорию железнодорожного депо. первое граффити ни о чем, но уже подписано кратким fl. первая фотография в аккаунте в инстаграме со стихийными хэштегами привлекает хейтеров. инертное состояние две недели после. кихён упрям.

восемнадцать. он прячет от матери под кроватью скетчбуки и перманентные маркеры. зависает в чатах. сбегает по ночам из дома. совершенно не высыпается. кихён чувствует. получает первый комментарий "класс. ты прогрессируешь. файтин!" учится по инерции. договаривается с учителями, садится за последнюю парту. отсыпается. складывает дипломы за участие в олимпиадах в портфолио. готовится к поступлению. дышит.

у него 50 тысяч подписчиков в 19 в инстаграме, первые заказы. кихён пробует рисовать карикатуры. первая на айдолов популярной музыкальной группы разлетается по сети. факультет социологии — отец и мать довольны выбором. кихён начинает задумываться о своей жизни уже через год после начала учебы в университете. количество подписчиков растет. в твиттере он остро реагирует на цитаты политиков. из-под его руки выходят карикатуры на резню на стадионе в порт-саиде, на саммит большой восьмерки, на действия ким чен ира.

граффити на входе в лиум с изображением ли бёнчхоля, высмеивающее капитализм, поднимает шумиху в 2014. оказывается, всю ночь камеры были выключены. преступник не оставил никаких следов. а через месяц, 16 апреля, на пароме "севоль" погибают бабушка и дедушка кихёна. в результате случившейся трагедии он полностью разочаровавыется в действующем режиме и во власти. в университете делает уклон на изучние политического поведения масс.

в 2015 вместе с шарли эбдо переживает траур.

в 2016 выпускает многочисленные каррикатуры на пак кынхе. участвует в эскалации конфликта, призывая к свержению президента и парламента. на тот момент у кихёна больше трехсот тысяч подписчиков. в том же году оканчивает учебу. ругается из-за бытовухи с родителями. сытый по горло уезжает в инчхон, где устраивается учителем обществознания и этики на работу в школу. с тех пор рисует только на заказ; за ним окончательно закрепляется псевдоним floorlamp.

-----------

привычка из детства:
не отступаться [я пытался посчитать количество повторенного
отцом "я развожусь с тобой", но так и не смог.
у моей матери несгибаемых характер.
кажется, это тоже передается по наследству].

мы познакомились в прошлом году. 5 ноября. знаете, я из тех людей, кто точно знает, что именно вот этот человек создан именно для тебя. понимать начинаю это через пятнадцать минут разговора. мгновенная экспансия личного пространства хосока — я переехал к нему через девять дней. однако, какой бы краской ни была написана картина в эрмитаже, рано или поздно она покроется кракелюрами и начнет выцветать. фантасмагория счастливой жизни в конечном итоге раскололась. а после начался ад.
кажется, мы горим в инферно.
горим из-за меня . . .

/ zayn feat. sia – dusk till dawn
/ blue öyster cult – don't fear the reaper
/ kaleida – echo saw you
/ земфира - искала
/ nombe - man up

а вообще кихён хороший. уточнение спешл для царя

CHOI CHANHEE // ЧХВЕ ЧАНХИ [the boyz]
caught by the light



17 лет // город // школьник // пансексуален

ФАМИЛИЯ ИМЯ ^{группа/соло/актер}

родной город, возраст, деятельность персонажа, ориентация

«soundtrack»

эш