лабиринты. бесконечное отражение в зеркалах. мельтешение времени. один день за другим. одна остановка за другой. скрип дверей. семнадцатилетие как проклятие. пятнадцатилетие, если честно, было в разы хуже. горький вкус дешевого табака на губах — размеренное успокоение. в зрачках неон вывески сияющей в ночной темноте и свет фонаря вырывает одинокую фигуру хэчана. сыро. дождь вот-вот закончился. хотя по радио передавали, что ночь будет ясной. звезд не видать. да даже если бы прогноз и сбылся, в суеле не бывает звездного неба. морозит: он недовольно ежится, стискивает губами тлеющую сигарету, руками — плечи. а всего-то середина июля. капель.

лабиринты разума в которых он погряз по самую шею; лабиринты чужой бредовой фантазии. ли донхёк родился под неудачной звездой; словил усмешку; сущее выплюнуло это недоразумение на свет божий. то ли из жалости, то ли просто посмеяться.

у хэчана разбита нижняя губа. он кусает ее, не дает зажить. ссадина украшает скулу. и пальцы дрожат двое суток к ряду. ощущение нескончаемого кошмара. приторный вкус шоколадных батончиков на губах — вместо завтрака, вместо обеда, и на ужин. да что они понимают? он вырисовывает на асфальте ногой бесконечность восьмерки. почти мерно.

/// хэчану было восемь, когда он осознал себя как личность. воодушевился. впервые надел отцовские очки, лежавшие неприкаянными на столе в гостиной. ему казалось, что так он выглядит умнее. странное, непостижимое сейчас, желание быть взрослее тогда было вполне естественным. ему думалось, что в них, в этих очках, скрыт целый неведомый мир, но он ничего не увидел кроме мутного пятна красок вокруг. разочарование. его первое настоящее разочарование.

детские глупости, вспомнившиеся внезапно. сбившееся дыхание. три пятнадцать на часах. движение маятника взад-вперед. от сигареты остался один огрызок. он выдыхает все сразу: собственную слабость, вчерашние воспоминания, физическую боль, тупиковость ситуации. наступает опустошение. ничего особенного. только долг отца непроизвольно растет каждый раз, когда хэчан умудряется просрочить платеж. всего лишь семнадцать лет. спирает дыхание. он тушит бычок подошвой о сырой асфальт. оглядывается: ни души. высвеченная пятнами света улица кажется отчего-то чересчур андеграундной.

ли донхёк, которому, если говорить откровенно, семнадцать-то исполнится через два месяца, дергает дверную ручку. дверь отзывается перезвоном колокольчика над головой. по телевизору показывают не прайм-таймовые шоу. царство абсурда. дикие танцы. каррикатурный смех зала на заднем плане. плоские шутки въедаются раздражением, которое еще долго не получается отмыть. щелчок кнопки под пальцем. в магазине пахнет смесью чего-то дикого: освежителей воздуха, пряностями, смесью овощей, рамэном, кофейными зернами и чаем. слышно как шумит радиаторы в холодильниках и кондиционер. коробка кассет под прилавком и старый видавший виды магнитофон. oh man! look at those cavemen go… — раздается внезапно громко, заполняет собой пространство, вырывает из анабиоза, расхватывает последние отзвуки короткого сна [хэчан проснулся минут сорок назад]. выкрашенная в красный макушка торчала из-за коробок с леденцами и жвачками; он так и спал, уткнувшись в изгиб локтя, когда в магазин зашли двое. ничего особенно, но из-за них теперь вокруг столько едких запахов. и девушка, выходя, почему-то спросила: вы коллекционируете что-нибудь? он же в ответ только мотнул отрицательно головой и улыбнулся. он вернется к этой мысли только через два года стоя в шанхае у витрины книжного магазина:

три двадцать пять. он кусает костяшки пальцев и подпевает боуи, играет в тетрис – убивает время. до рассвета остается больше часа. а у него сборник неразгаданных кроссвордов и несколько комиксов, которые притащил аджосси позавчера. в вечернем сумраке хэчан сидел на ступеньках позади магазина и сплевывал кровь на серость асфальта. оба пытались убедить друг друга: донхёк в том, что он в состоянии работать, аджосси донхёка в том, что последнему нужно отдохнуть. упрямству хэчана позавидовал бы каждый, но он отрубился тут же стоило только остаться одному.

           is there life on mars? . .

час пятнадцать ночи. седьмое июня две тысячи шестнадцатого года. в испании празднуют день республики. по всей стране салюты и люди не спят счастливые до утра. расстояние в десять тысяч километров. а ведь хэчан даже не знает, что столицей испании является мадрид с населением всего лишь три миллиона человек. зато он никогда не забудет о том, что из десяти миллионов населения сеула именно его отец покончил с собой, оставив в наследство все своих грехи, за которые расплачиваться приходится почему-то именно донхёку. — это, что? метка что ли?! — дикий смех шакалов бьется эхом об станы как мячики для пинг понга. — может, твой соулмейт за тебя заплатит? — хэчан опрометчиво пытается спрятать ее под рукавом, но вместо молчания выплевывает: идите на хер.

он ненавидит ее с того момента, как заметил. не то, чтобы ее наличие имело какое бы то ни было значение, но, наверное, сдохнуть в тридцать было бы интереснее. а еще ему раньше снились сны. именно вот с этим магазином. с этим переулком. со светящимися окнами в домах. бесчисленное количество намеков. он понял это, когда было уже поздно. после появления метки сны прекратились. хэчану начали сниться кошмары. поэтому наличие метки для него все равно что еще один признак ада...

... три двадцать восемь утра. восьмое июля две тысячи шестнадцатого года. короткое j на правой руке скрыто длинным рукавом. он протягивает сдачу [пальцы в царапинах и ссадинах], и, спохватившись, наплевав на все приличия и уважительное обращение, спрашивает: как тебя зовут? проигрыш —  какофония звуков из колонок магнитофона. тихий гул ламп под потолком. дождь полчаса назад закончился, а ведь обещали полную луну. хэчана морозит. а всего-то середина лета. и, может быть, все-таки стоит выключить кондиционер?

cause i wrote it ten times or more
it's about to be writ again
as i ask you to FOCUS ON*

магнитофон умолкает — настенные часы отсчитывают десять секунд длинной стрелкой. хэчан пробивает товар продолжая ковыряться в себе. ему кажется, что кольцо его преисподней сужается туго-туго, еще чуть-чуть и поглотит. сил хватит. насколько? на как долго? вокруг светящейся вывески на улице кружит мошкара. стрекот кузнечиков перебивает вступление фортепиано. он наконец-то поднимает взгляд [последний месяц донхёк коллекционирует имена как те самые открытки в две тысячи семнадцатом; но почему-то ему никак не попадается нужное. кажется, теперь он знает всех в округе, возможно, ему это даже как-то поможет в будущем]. хэчан теряется в имени джемина. в половину четвертого мысли кутаются в траурное: он тоже смотрит на него вскользь. хотя, они ведь виделись уже несколько раз... несколько десятков раз. и это сбивает его с толку. — четыре тысячи триста... он принимает пятитысячную купюру. мысли липнут жвачками к подошвам кед, колючками к волосами, цепляются корнями и ветками. шелестят целлофаном, в который он прячет упаковку молока. отдает сдачу. они видятся до ужасного почти каждый день. ком в горле. они двое и другие люди, заходящие в этот магазин.
хэчан не отрывает глаз от лица напротив, растерянно отвечает:
— я почти всегда работаю.

/// у хэчана есть хороший знакомый джохун. прекрасный малый с прекрасным чувством юмора. а еще он прекрасно выбивает воздух из легких. и на короткое хэчановское «идите на хер» реагирует моментально — кулаком в челюсть. джохун всей душой любит свое нелегкое дело и отдается работе с душой. любовь эта потрясная. хэчан в свою очередь догадывается, что отца скорее всего именно он и прикончил. судя по всему с джохуном они были давними друзьями. — малыш, научись себя вести нормально. я же за тебя волнуюсь, — откровение первое. откровение второе: "малыш" этой заботе не слишком-то радуется. вот только легко сдаваться не планирует. и лежа у пыльной обочины где-то в километрах пятнадцати от сеула он наконец-то смотрит в небо и пытается угадать созвездия. получается так себе. однако, большую медведицу слабо фокусирующимся зрением он все же находит. памятная ночь седьмого июня две тысячи пятнадцатого года ознаменовывается желанием избавиться от метки. был бы ты рад, если бы узнал? его самого наличие хоть как-то родственной души на этой ебаной планете не радует совершенно. осознание приходит внезапно через пару дней. и почему-то алогичное до безумия – это он поймет может быть через год или позже, а сейчас, в семнадцать, ему кажется, что набить чужое имя вполне себе неплохая идея. и это точно будет имя не джохуна. таких как он проклинаются и отправляют купаться в солнечных лучах куда-нибудь в африку или мерзнуть в сибирь.

сколько он работает и как часто – не важно. важно другое: через месяц на правой руке появится латинское непримечательное с первого взгляда jaemin, появится и легенда, но немного позже. куда без нее? возможно, это будет легенда о безответной любви, может быть... он потом придумает. а через два года, когда их настигнет, окажется, что все это карма. хэчан задохнется. он никогда не будет к этому готов.

джемин улыбается [сколько раз после хэчан будет теряться от этой его улыбки? терять слова, нить мысли, монеты в карманах, воспоминания, планы, самого себя], хэчан улыбается в ответ. разбитая губа начинает кровоточить. во рту металлический привкус. он стирает кровь большим пальцем и отвечает [ему кажется, что дэвида боуи знает каждый. величайший рок-певец. как можно его не знать?]:
— перемены. до этого играла жизнь на марсе... — он сомневается, но все равно спрашивает, — ты правда не знал? как будто ждет подвоха.
за окнами начинает лить как из ведра: капли барабанят по стеклу, разбиваются об асфальт. а ведь обещали ясное ночное небо. у хэчана зуд и желание затянуться. у джемина, кажется, нет зонта. на часах без четверти четыре. и он вдруг спохватившись, произносит короткое:
— спасибо, — спохватившись еще раз, показывает на монитор с камерами наблюдения, — я видел, как ты разложил товар по полкам...
из открытой двери несет сыростью. он все же выключает кондиционер — слишком холодно. он бы одолжил зон, если бы у него он был.
— ты здесь рядом живешь?
вопросы рассыпаются вместе с дыханием, растворяются в стенах, вторят гулу на улице. и будто на них надвигается нечто —  больная донхёкова фантазия.
— хочешь кофе?

разговоры ни о чем. они будут обходить мины, зарытые врагами в поле. хэчан не чувствует джемина. никогда не чувствовал. кажется, не будет чувствовать. его настроение никак не влияет, никак не портит жизнь, не дает никаких намеков, не просит откликнуться. от джемина в жизни донхёка ничего нет кроме метки под неизменно длинным рукавом, спрятавшейся за его именем. он бы не хотел его втягивать. в мире хэчана все радужно до безобразия, пронизано иронией.

time may change me
but I can't trace time

*david bowie - an occasional dream

// мягкий свет раннего солнца. мерный стук колес по рельсам. деревья в зеленых кляксах за окном отбрасывают тени. хэчан спит на плече у джемина. они едут к океану из сеула. несомненно, к нему. обоим, безусловно, хочется услышать крик чаек, шум накатывающих волн. увидеть, как под их натиском разбегаются песок и галька. почувствовать яркий запах рыбы и водорослей. середина лета — вода на ощупь теплая и шелковая; она ускользает из пальцев, оставляя после себя слабое ощущение ветра; ветер путается и в волосах, теребит края кофты. берег усыпан мелкими ракушками. и хэчан смеется. в глазах его бескрайний океан и солнце, улыбка джемина.

даже во сне хэчан держит его руку. глупая привычка, которая появится быстро и от которой невозможно будет избавиться. психологический донхёков барьер: пока он держит джемина за руку, ему не снятся кошмары. снится, что угодно, но только не кошмары. ничего этого тоже не будет?

на руках детские пластыри с улыбающимися рожицами мультяшных героев. хэчан не знает никого из них. эти пластыри принес аджосси. сказал, что их передала его внучка. ей три года. знаешь, у нее чудесные вьющиеся волосы, богатая фантазия. здесь и сейчас они слушают гул магазина, живущего своей жизнью, треск лампы над головой, которая внезапно начинает мигать. хэчан поднимает голову, думает, что когда джемин уйдет, нужно будет ее сменить. когда джемин уйдет... — мысль ломает сознание. за стенами магазина падает дождь — он громко бьет по шиферу. может быть, в этом причина? донхёк не разбирается в электромеханике. он с огромным трудом закончил среднюю школу и забросил это бесполезное дело. ему, серьезно, некогда.

— когда работаю, я стараюсь включать любимую музыку, — почти всегда. ему кажется, что он отвечает невпопад. а потом окажется, что хэчан вообще очень любит музыку: ему нравится, как звучит винил, и гитара в его руках оживает мелодией; он в любой ситуации не забудет о том, что луи амстронг родился четвертого августа тысяча девятьсот первого года; он знает все о клубе двадцать семь и о зарождении рок-н-ролла в америке в пятидесятых прошлого столетия; а еще он умеет делать классные микстейпы. в четырнадцать он знал, какой будет его дальнейшая жизнь, — хозяин любит корейское радио. он не понимает западную культуру. даже пытался меня приучить, — хэчан смеется сам себе.
он здесь уже год.

— — — — — — — — — — —

иногда ему снятся отец и мать. мать, знаешь, в последние дни выглядела так себе. отец на опознании тоже. хэчан в то время более, чем потеряно. у него, знаешь, иногда взгляд пустеет. можно списать на усталость, возможно. но он сам бы не списывал.

свет фар высвечивает двойную сплошную. на панели остывает терпкий отвратный кофе, ускользают знаки ограничения скорости. ускользают из внимания. через месяц после того, как ему исполнится двадцать, он, поддавшись внутреннему порыву пронзившей его мысли остановится на обочине, размять ноги, голову, позвонить.

и плевать, что на часах опять эта чертова ночь.

они будто живут в ней. им будто доступен вход только в эту гребанную черную дыру посреди мириадов звезд [или все-таки только ему?]. будто никак не могут оба вырваться [или это только он не может?] бесполезно. все это бесполезно. он хватается за края, срывается, опять хватается... хэчан никогда не обгонит время. ощущение такое, будто сквозь пальцы утекает не океанская вода, а его собственная жизнь. сколько это уже продолжается? лето сменяет осень, осень зима, за ней весна... бесконечный круг.

хэчан рисует стертой кедой у магазина восьмерку, выпускает сигаретный дым в мир, на стене мерно стучат часы, боуи кажется чем-то далеким, эфемерным, и их первая [хэчан сбился какая на самом деле она по счету; эта — первая настоящая] тоже остается в какой-то другой реальности.

длинные гудки; голос джемина, доносящийся из кореи, перемещается со скоростью звука. слышать его упоительно. фигуру хэчана вырисовывает свет фар за спиной; ему кажется, что барахлит мотор. он молчит секунду, вторую... тридцать секунд молчания. он пытается сглотнуть волнение, но получается так себе:

я больше не могу.

он весь и это все вокруг видится ему нереальным, несуществующим. второй недельный запой в гуанчжоу сопровождается заевшим сломавшимся проигрывателем "абонент находится все зоны доступа", снятой с напарником захудалой квартиры без мебели; запахом сырости и самых дешевых сигарет, произведенным где-то в подполье пойлом; в двух тысячах километрах от дома хэчана выворачивает наизнанку так, будто это предсмертная агония.

как ты там? волнуешься?

джемину не повезло.

— — — — — — — — — — —

предложение выпить кофе — спонтанное желание. и не то, чтобы дождь всему виной. хэчану определенно нравится улыбка джемина и, пожалуй, его сфокусировавшийся взгляд. неуютно. их разделяет три дома отсюда. без двадцати четыре утра. на языке вертится, застревает на выходе: почему ты не спишь в этом время? не его дело. а кофе он все же ему делает. только ему, себе — нет.

— с чего бы? — он тоже смотрит на камеру. говорить о том, что он живет здесь [в подсобке] как-то не хочется. как и том, что его давно знают в химчистке неподалеку, где хэчан засиживается в наушниках со старым кассетным плеером на энерджайзеровских батарейках, которые ему неустанно подсовывает аджосси, и все с тем же тетрисом в руках пока перестанет крутиться барабан. они точно там не виделись? он пробивает джемину пачку мармелада с улыбающимся мишкой на упаковке. и все это время улыбается в унисон, но немного устало.

черная кофта с длинными рукавами по летнему легкая совершенно не греет, и кожа тут же от ветра покрывается мурашками. через полчаса небо успокаивается. они вместе выходят на улицу — кеды шлепают по лужам. у хэчана полупустая пачка сигарет в кармане синих джинс с разрезами на коленях. крашенные в вызывающий красный волосы горят в неоне вывески; они отражаются в стеклах, сливаются неясной текстурой с товарами.

хэчан будет говорить с ним часами. ни о чем. о всем сразу.

вскоре начнет светать. хэчан закуривает. у него опять кровоточит губа; опять болит под ребрами.
кровь остается на фильтре.
— был рад с тобой познакомиться, — он протягивает руку совсем по-американски. у хэчана в глазах их одна на двоих вселенная и отражение джемина, вырванное из ночной сеульской мглы.

за спиной звенит колокольчик. донхёк оборачивается на звук, торопливо взлохмачивает волосы, бросает короткое еще увидимся. лаки страйк тушится о край урны.

i can't touch your name
for the days of fate were strong for you
danced you far from me

Отредактировано Catalyst (2018-03-14 15:18:14)

*nirvana – lithium

лабиринты.

хэчан — это кофты с длинными рукавами [чаще с огромными капюшонами] купленными за бесценок в секондах или подаренные аджосси. попытка спрятаться, слиться с окружающим миром незаметной тенью будет провалена. его все равно найдут. ему кажется, в любой части света. поэтому он даже не бежит.
хэчан — это сосредоточенное молчание.
он будет слушать внимательно все, что говорит джемин
смеяться искренне над шутками
задавать вопросы
даже самые глупые...
весь следующий месяц пройдет с замиранием сердца. он будет прятать руку за спину, в карман, растягивая рукава, мять в пальцах  края темной ткани, где под набитым латиницей jaemin будет биться обеспокоенный пульс.
хэчан будет оставаться черным квадратом малевича.

на первое августа он внезапно попросит отгул. из окна автобуса за девять остановок от он будет наблюдать за сеулом, освещенным ярким летним солнцем, натянув капюшон и вслушиваясь в глупый, для него ничего не значащий разговор двух девушек, сидящих за его спиной — одна из них рассталась с парнем. а ему понадобилось три недели на то, чтобы осознать. и чтобы как-то угомонить мысли он заедает волнение меллером.
в это же время аджосси [ему под пятьдесят и этот магазин — его детище; он относится к хэчану практически как к сыну], пробивая покупки джемина, внезапно к нему обратится, зачем-то кладя в пакет пачку мармелада бесплатно. он уже заметил, что они много общаются.
в магазине никого. звуки города теряются за закрытыми дверьми. из динамиков доносятся воспоминания ким квансока [донхёк не говорил, но аджосси очень любит корейский фолк, и это единственное в чем их вкусы действительно сходятся]. зачем-то вместе с кондиционером работает установленный на прилавке небольшой вентилятор не вписывающийся в логику.
- присмотри за ним, ладно? донхёк не говорит, но я вижу, что ему очень тяжело одному.
донхёк никогда не жалуется. у него два года назад умерли родители. он тебе рассказывал? его отец задолжал за лечение матери. он живет здесь, и много работает. без донхёка он сам бы не справился, так что мальчишка появился вовремя. они, конечно, стараются ему как-то помочь... да и, откровенно говоря, смотря на них со стороны, у него складывается впечатление, что...
он вдруг обрывается на полуслове, понимая, что все это — глупости.
хэчану разговор бы не понравился.
день, когда j обрело форму и смысл.

— — — — — — — — — — —

короткое я больше не могу, произнесенное в пятистах километрах от гуаньчжоу под безумно звездным небом, обнимающим земной шаг от одного края горизонта до другого его края, будет криком отчаяния, произнесенным впервые с момента их знакомства. хэчану, который никогда не чувствовал джемина, будет мниться, что они вот-вот потеряют друг друга. последние несколько месяцев он опять, закрывая глаза, видит кошмары и задыхается. время, когда хэчан по-настоящему будет всё ненавидеть. время зеркальных лабиринтов: разбитых губ, колен, костяшек пальцев с кровавой коркой, попыток сбежать от себя, от людей, попыток забыться.
он выключит телефон даже не предупредив.
через неделю — десятки пропущенных во включенном. наконец-то. и одно короткое сообщение, написанное в очередном убогом придорожном кафе под смех напарника, комментирующего тупое китайское шоу, идущее по телевизору, "со мной все в порядке. мы возвращаемся домой". хэчану будет страшно смотреть в глаза джемина. и весь обратный путь он будет следить за спидометром, проклиная напарника за медлительность. желание убежать и тошнота настигнет уже в сеуле.
если он получит кулаком по лицу еще и от джемина, то даже не расстроится.
стук в дверь джеминовой квартиры в пять утра.
и опять идет дождь.

— — — — — — — — — — —

ночь и дождь.
хэчану семнадцать. будет через два месяца. во рту горький вкус лаки страйк. джемин, зашедший в магазин, привлек внимание не уникальной внешностью, а своим поведением. пятитысячная купюра в руке. и сердце сходит лавиной с вершин гималаев. у хэчана озноб. не то, чтобы ему холодно. не то, чтобы всему виной кондиционер. пятнадцать минут назад ему было жарко как в сахари. он бы уже готов увидеть оптические иллюзии с оазисом на другой стороне света. а сейчас, в одно мгновение, словно оказавшись на аляске, он нервно сглотнул ком образовавшийся в горле. и не нашел ничего лучшего, чем просто спросить имя. короткое j чуть выше запястья, забрав сдачу, исчезло из поля зрения, вклинилось в память. первый человек, подошедший под установку "кто-нибудь на джей" оказался его соулмейтом.
тогда хэчан нервно, надеясь, что джемин не заметил, оттянет рукав черной кофты и зачем-то предложит кофе. за окном потоп [после. далеко-далеко после, оглядываясь назад, донхёк задумается о том, что ни в дожде, ни в ночи нет ничего плохого. джемин будет ассоциироваться с июльским ливнем, скатывающимся с зелени; со стрекотом кузнечиков, оживившихся после дождя, и с сонным, но уютным сеулом. джемин с теплой улыбкой, шелестящим пакетом в руке и вопросами о пластырях впечатается в память].
хэчан спишет все на потрясающую улыбку. придумает еще триста причин на все последующие встречи с не покидающей его мыслью "побудь еще немного". на повторе.

с восьмого июля их одна на двоих j не была для хэчана секретом.

/// у них обязательно будет совместная полароидная фотография. ему захочется.
и парные футболки. тоже ему захочется. дикое смущение, прикрытое вредностью.
кто знает меня лучше тебя?
парные наушники. музыка нирваны.
качели на детской площадке.
и больше никаких восьмерок.
все тот же горький лаки страйк.
чупа-чупс во рту, и сладкий вкус его губ.
это будет все потом.

— — — — — — — — — — —

тринадцатое августа две тысячи шестнадцатого года. хэчан растерянно смотрит сначала на джемина, а потом на аджосси. ему неловко и нервно.
— вы знали, да? и не сказали... — под осуждающий взгляд хэчана последний разводит руками и смеется. да и что тут скажешь? у джемина день рождения, а у хэчана даже подарка нет.
кеды опять намокают под дождем. лето выдается дождливым и отличается от всех остальных длинными разговорами до утра,  звонким смехом, перебивающим глупые шоу, которые отчего-то вдруг становятся не такими противными, когда джемин рядом.
пока они идут до джеминовой квартиры, успевает намокнуть все. с красных волос хэчана льется вода.
в квартиру они приносят запах мокрого ветра. он шутит про то, что они затопят соседей. кофта прилипла к телу и, стоя на пороге, он пытается отжать ее край. наверняка со стороны это выглядит более, чем комично. а потом джемин приносит свою футболку. такую же нелепую как и страх хэчана затопить соседей.
— можно мне просто полотенце? — его смех утихает внезапно, оборвавшись на середине, — мне... я не буду надевать твои вещи.
он даже не замечается, как его страх прорывается наружу и руки начинают дрожать.
хэчан бы очень хотел куда-нибудь деться из тринадцатого августа две тысячи шестнадцатого года.

двенадцатое июля. покупатель перед ним очень долго отсчитывает купюры и завлекает его своим недовольством и критикой о качестве обслуживания. у хэчана новая ссадина на щеке, полученная позавчера по глупости — из-за острого языка и попытки в очередной раз послать на хер. ссадина тоже не нравится покупателю. хэчан продолжает вежливо улыбаться и зачем-то извиняется.
он даже не сразу замечает джемина, а когда замечает, хочет спрятаться под прилавок:
— привет. все хорошо. ты как сам?
в их второй раз он мысленно сбегает в америку.

i like it - i'm not gonna crack
i miss you - i'm not gonna crack
i love you - i'm not gonna crack*

*mad clown  – lie

от джей на его руке до джей на чужой. пустой взгляд хэчана в окно. у него из-за джемина одна задумчивость, тяга к сладкому. хэчан носит его футболки, кофты, читает его комиксы. прекращает безрезультатные попытки выдохнуть через полгода, и дыхание продолжает спирать. хэчан путается пальцами в волосах джемина. и все также смотрит задумчиво в окно. у него от джемина улыбка.
говорят, если люди долго друг с другом, у них лица становятся похожими.

тот раскрывается моментально. проникает под кожу, прирастает запахами, копируется привычками, становится частью жизни. хэчан не пытается ничего делать — его все устраивает.
не—
зависимость.
все линии приведут в ночь_утро восемнадцатого августа восемнадцатого года.
а в гуаньчжоу небо закрывает смог. ты знал?

хэчан связывает их не_задумываясь — имя джемина как точка после предложения в тональности сомнений.

— — — — — — — — — —

и в конечном итоге в пунктирной линии под колесами, сшивающей наметочным на двое разрезанный мир, нет никакой романтики. романтика она здесь.
хэчан прорастает сомнениями. на короткое как поездка? ответ один: неплохо.
хэчан считает шаги до мусоропровода. считает собственный пульс. на улице уже светло. как вы, джемин? остается не произнесенным. у хэчана легкая спортивная сумка на плече с минимумом вещей с собой. остальные в комнате джемина. уже давно разложены по полкам: пронизаны запахами, воспоминаниями. ему кажется, что они постарели с той ночи восьмого июля. заблудились. океан размыл очертания. хэчан полон сомнений. ему опять снятся мать и отец.
между ним и джемином великая стена. тлеющее желание прижаться к плечу, загребая пальцами хлопок на спине. произнести на выдохе: я так рад, что вернулся.
он говорит:
— мы через неделю опять уезжаем.
ему хочется, чтобы джемин сказал: не уезжай. больше не надо.
ему хотелось бы, чтобы джемин ругался, но он всегда был излишне понимающим. ли донхёку не по себе.
у них на двоих есть звук мусора, громыхающего внутри мусоропровода. есть джемин и хэчан, схватившийся [даже не за руку] за край его рукава дрожащими пальцами [когда они у него не дрожали?]. есть тишина. есть взгляд глаза в глаза. мир хэчана разрушается. волосы давно не отливают красным, не призывают всех к бою. они говорит, что он остепенился, но они никогда не был ветром.
ритм августовского дождя.
как тогда, помнишь?..
джемин, у нас все хорошо?..
решение приходит спонтанно. внезапно. настойчиво. импульсивно сбивает с ног. врастает пароксизмом.
он тихо:
— я заберу потом вещи.
ему не_хочется. им нужно. хэчану так кажется.
лестничная клетка полнится звуками — хэчан сбегает по ступенькам обратно под дождь, оставляя недосказанность висеть раздражением в воздухе.

хэчан всегда был сложным,
джемину не_повезло.

— — — — — — — — — —

экспансия личного пространства джемина;
личного пространства хэчана —
интеграция одного в другое.
он не_против.
он даже за.

тринадцатое августа две тысячи шестнадцатого года.
— я могу взять у тебя комиксы почитать? - хэчан подросток. оказывается такой же как и другие, — обязательно верну. ему неловко в этой белой кофте. ее он все-таки надел, не думая про логику. все равно набитое недавно jaemin надежно спрятано под рукавом. он отказывается от торта, говорит, что это не из-за вежливости. он не любит сладкое. от удивления джемина становится смешно — хэчан смеется звонко,  заразительно, по-настоящему. с интересом исследует комнату. спрашивает про сестру. вспоминает родителей — прерывается на полуслове. хэчан никогда не жалуется.
они смотрят "хороший, плохой, долбанутый"ким чжиуна. просто так. опять эта пачка с мармеладом в руках джемина. хэчан смотрит на него недоумевая и впервые задумывается о том, на что похож вкус его губ. становится жарко, он просит открыть окно, а потом открывает его сам — так быстрее. извиняется, курит.
комната наполняется сигаретным дымом.
хэчану стыдно и не по себе. он мрачнеет.
говорить о том, что они соулмейты не хочется. пока.

с тринадцатого августа шестнадцатого года их одно на двоих j не будет секретом для джемина.

/// он будет таскать его с собой в прачечную. просто так.
звонить в третьем часу ночи и спрашивать: еще не спишь? просто так.
а потом волноваться, что из-за него джемин не высыпается, потому что это важно; потому что волнуется.
джемином хэчан заполняет все пробелы в своей жизни.
джемин незаметно становится его клондайком.

кажется, хэчан лучше джемина усвоил как пользоваться фотоаппаратом. два билета у джемина на самый ранний поезд: в один вагон, рядом друг с другом. длинные выходные впереди. ёнсон улыбается на прощание.
в пусане они покупают токпокки и сундэ, сидят долго под синим тентом. хэчан кормит джемина, а у того опять не закрывается рот. слушать интересно, но хэчану не терпится увидеть океан, подойти к нему ближе. хотя, он знает, они еще успеют. он терпелив.
четыре фотографии на стене:
общая — за спиной океан, джемин показывает v, у хэчана блестят глаза;
хэчан строит замок из песка (видно только руки и немного сам замок — смазано; однако, ему понравится);
на третьей джемин держит пунгоппан и разглядывает брелки на витрине уличного рынка;
хэчан пытается спрятаться от камеры, смеется над глупой шуткой.

семнадцатое сентября, ветрено. у ёнсон ночное дежурство в больнице. хэчан поднимается в их квартиру. усмехается отговорке джемина про брелок. ну как же. половина пятого. аджосси разрешил закрыть магазин. волнение джемина передается ему только когда за спиной закрывается дверь.

от джей на его руке до джей на чужой два месяца и десять дней
две тысячи шестнадцатого года

*oh wonder – white blood

они стоят под дождем и он опять пытается закурить. зажигалка не слушается. у него нет зонта. капюшон. чирк. чирк. перед глазами лоскут асфальта и кроссовки джемина. с козырька течет вода. он пытается секунду. вторую. третью. чирк.

"а теперь погода на сегодня..." рой мыслей перебивает звучание радиоприемника. горячий бумажный стаканчик в руках обжигает пальцы. мысли не клеятся. хаотично бегают из угла в угол. в магазине почти тихо. слышно как гудят холодильники, шаркают шаги аджосси — в камере видеонаблюдения он петляет узлами уже добрых полчаса. хэчану кажется, что он пытается уйти от погони. он смеется. громко. ни с того ни с сего. просто так. обжигает язык. кусает губы. слушает дождь. пять минут. радио и дождь. десять минут.

аджосси говорит, что вечером привезут замороженные овощи. перестает петлять. делает себе кофе. хэчан выносит ему стул из подсобки и долго слушает о том, как они ходили с внучкой в парк на прошлой неделе. "она уже умеет считать до десяти. представляешь? дети сейчас так быстро растут. невероятно". слова складываются бумажными самолетиками и в шторме теряются, маяк не спасает. хэчан пытается слушать дождь, отвечает невпопад. и думает. зевает в ладонь. отмахивается от брошенного будто невзначай "пойди поспи".

неделю назад ему стало семнадцать. цифра, приклеенная стикером на холодильник, ничего не значит. он получил торт от аджосси. задул свечу, как положено. долго раскланивался в благодарностях. еще один год. еще один день.

эта осень оказалась вязкой, холодной, внезапной. хэчан курит больше обычного. смотрит на часы. через пять минут опять смотрит на часы. до бесконечности. перекладывает товары на полках. доводит себя до автоматизма. меняет кофту на ту, что потеплее. рукава закрывают кончики пальцев и набитое в порыве jaemin. кислотный красный теряет яркость. хэчан ходит один в прачечную. засыпает, пока стираются вещи. ныряет в книги. понимает, что ему интересно учиться. когда заходят ребята в форме, жалеет, что бросил школу. выбрасывает из головы подаренный матерью свитер на шестилетие, чашки с цветами, ее однотонные платья; купленный отцом велосипед, старый магнитофон на подоконнике, потрепанный смех; запахи, прикосновения; коллекцию комиксов, любовь к мармеладу [последнее бесполезно; въелось основательно].

эти восемнадцать дней сентября хэчан молчит тоже больше обычного.

летом сломался компас. хэчан почти не спит. оборачивается каждый раз, когда звенит колокольчик на двери. разбивает в очередной раз кулак об гладь бетона. в голове настойчиво крутится вопрос, сбивающий его с толку. он в очередной раз отдает все имеющиеся деньги за несколько дней до тринадцатого. не реагирует на тупые замечания. они говорят, он сам не свой. хэчан не против, но спать не может. аджосси произносит сокрушенно два лишь слова: совсем осунулся, — хэчан не слушает. хэчан мечтает собраться и сбежать. от себя не сбежишь. он потерялся в шторме. а на улице опять небо топит землю. хэчан топит в стакане кубик сахара. кривится. смотрит на аджосси. тот смеется и протягивает хэчану шоколад. все как в плохой комедии. говорить вслух не хочется, поэтому слова так и остаются на уровне сознания. до востребования. последний глоток дается с особым усилием — мысли теряются. ненадолго.

он смотрит на дверь. глухо.
— давно его не было, да?
вздрагивает. хмурится от многозначительности произнесенного. цепляется за край рукава; хмурится.
— я не об этом думал.
ловит хитрый взгляд. злобно выключает радио; давится желчью. говорит, что пойдет покурить. получает подзатыльник. и все равно идет. аджосси качает головой. бросает проклятия. будь хэчан его сыном, он бы воспитал его иначе.

на улице город и дождь заглушают мысли. вязко и холодно. он намокает быстро. быстрее, чем рассчитывал. ежится. зажигалка не поддается ни в первый, ни во второй раз. в третий вспыхивает. хэчан курит за магазином. там, где никто не увидит. мокрыми пальцами заталкивает пачку в карман. та нелепо торчит. после пятой становится спокойнее. руки все еще дрожат.

разница между дрожащими постоянно и дрожащими нервно пальцами в полтона.
у хэчана вместо мыслей иглы в стоге сена;
вместо безграничного мира камера хранения.
вместо джемина кошмары. и надоедливый вопрос.

в магазине все также. звон над головой; срип двери в петлях; попса по радио. аджосси не успевает ничего сказать. джемина хэчан замечает сразу. на подсознательном уровне. по сменившейся атмосфере. по макушке из-за прилавка. подходит ближе. усмехается чему-то своему. пользуется случаем, то, что хэчан умеет лучше всего; моментом замешательства; глупой улыбкой, перечертившей лицо джемина. думает про себя: они давно не виделись. да и не то, чтобы. кажется, стал только выше. вслух едкое и перенасыщенное: помочь с выбором? взгляд навстречу; сквозь. смотреть нет сил. хэчан ловит улыбку, растирает между пальцев. и кивает и на рамен, и на сок, да даже на гель для душа. только забирай и уходи. — больше ничего? — он кусает подушечку большого пальца задумчиво, не в себе. не понимает, что его беспокоит. джемина не было две недели? хэчану кажется, что он сбился со счета. или меньше? у хэчана раздражение от самого себя. напридумывал же всякого. ерунда такая. проецируется на джемина: больше ничего не надо? скользит между строк, а он даже скрыть не пытается. без улыбки. мрачно.

он пробивает все на кассе. отдает джемину чек. ловит замечание аджосси "пойди с ним, возьми деньги. чего он ходить туда-сюда будет? я все равно на месте" неохотно.

они стоят под дождем и он опять пытается закурить. от джемина хочется сбежать. от себя — еще больше. зажигалка в руках не слушается. у хэчана мокрые волосы, промокшие мысли. и желание вернуться в магазин, сказать, что никуда не пойдет. "а теперь погода на сегодня. в сеуле пасмурно..." кажется, радиостанцию заклинило. искра. вторая. третья. сигарета тлеет в пальцах. серая заплатка асфальта перед глазами и кроссовки джемина. на губах остывает: как ты? он, наконец-то, затягивается. наконец-то, прямо смотрит на джемина.

— — — — —марсу нужны любовники – застелю цветами

дождь лезвиями вспарывает пространство.
джемин проникает в вены. бьется в грудной клетке. от хэчана не остается
. . . ничего.

нежные кусты хризантемы на зеленых ножках. сотни лепестков. в пространстве пахнет умирающим летом. и цветы не цветут более. а в голове донхёка давно уже космический шторм. и солнечное излучение губительно. и мир продолжает жить. вот под этим стихийным бедствием. ты, знаешь, это лето было очень дождливым, — он хочет сказать это джемину, но мысли улетучиваются. горечь смолы на губах и языке. джемин все портит. оглушительное разочарование. и почему хэчану повезло с таким соулмейтом? к джемину его не подконтрольно тянет неведомой силой. шесть слов становятся камнем преткновения. болезненно будут разрушать два года изнутри; проскальзывать в мыслях, во взгляде; вырвутся на темной проезжей части в пространство, наконец-то, озвученными; эволюционируют в решение. смотреть на джемина будет больно. и не_понятно.

разница в возрасте один месяц: джемин старше. психологический возраст хэчана превосходит в разы. он ведь даже не пытается соответствовать. курит в затяг с пятнадцати. в четырнадцать это было только детской игрой. умеет смотреть на вылет. с усмешкой открывает карты в покере. становится чемпионом придорожной игры в бильярд в девятнадцать. уходит в запои. рассуждает на серьезные темы. а джемин продолжает о комиксах, ест сладкое и никогда не говорит о том, что пойдет учиться дальше и, кажется, совершенно не знает, что будет делать после школы.

любимые цветы хэчана — самый обыкновенный аистник. просто.
целовать джемина хочется вопреки всему. тоже просто так.

пока они идут, дождь начинает струиться по волосам. хэчан окончательно мокнет. мокнут даже ноги в кедах. насквозь. вода плещется в водостоке. отдаленный городской шум долетает до спальных районов тихим гулом неведомого чудовища. мир укрывается под зонтами.

слушать болтовню про работу интересно. знать, как дела в школе — не менее. хэчан ловит фразы внимательно, записывает на память. она у него удивительно точная. знать о джемине хочется все. вписать джемина в каждый прожитый день сейчас, в семнадцать, становится единственно верной целью. он нервно поправляет рукава, пока они поднимаются. шуршание пакета. спина джемина перед глазами. в уме хэчан считает ступеньки. рефлекторно. внезапно осознает, что молчать с джемином тоже комфортно.

в квартире оказывается душно. дождливая сырость проникла даже сюда. он разувается, убирает мокрую обувь куда сказано. смотрит на джемина. оставаться с ним один на один внезапно становится проблемой. хэчан продолжает давиться обидой. за это время можно было хотя бы написать. отвлекается. сам ведь не писал. сложная филигрань отношений без отношений. джемина в голове хэчана непозволительно много все эти дни. с самого утра до самого вечера. и ночью тоже. он оглядывается и роняет фразу как бы между делом, пытается занять мысли чем-то другим:
— вам бы ремонт сделать, — ничего не значит, но смотреть на джемина больше не так мучительно. забирает у него мокрый пакет. пытается отказаться от вещей заочно, но про себя. дома у джемина несмотря ни на что очень уютно, по-настоящему. хэчану неловко от того, что он залил полы. пакет липнет к рукам. он бросает куда-то в другую комнату и слова проникают через стены, голос хэчана звонко глухой: — давай я вытру. мы воды налили. он себе места найти не может, пока джемин переодевается, разглядывает разноцветные чашки, слушает шум чайника, смотрит в окно — стена дождя. а кофту хоть выжимай.

у хэчана любовь к мягким игрушкам и всему милому, но он не говорит об этом. просто так.
у хэчана желание раствориться в джемине, но он никогда не говорит об этом. тоже просто так.

раздражение с растерянностью. чайник вдруг затихает. хлопает кнопкой, а хэчан вздрагивает от раздавшегося за спиной голоса. оборачивается. забирает вещи. спрашивает, может ли от вернуть их завтра? у него, кажется, нервы шалят. случаются землетрясения. затопило половину мира: от европы до японии. а южная корея все еще увядает. в домашней одежде джемин слишком домашний. обнять бы. липнет роем пчел, летит на пыльцу. слишком просто в голове, слишком сложно в реализации. так же с ума сойти можно!

от кухни до входной двери несколько метров.
от одного решения до другого — бесконечность черного пространства космоса от одной солнечной системы до другой.
и несостоятельность решения.
многоточие. длинные линии. пробелы.
кофта джемина болтается на хэчане. сказывается разница в росте.
наверное, его мысли ему тоже будут не в пору.
ощущение, что не вписывается.
опломбированно.
живет мыслями. складывает их на магазинные полки.
теряется в трех соснах, раздутых до предела.
он не говорит, улыбка джемина снится. разбивается осколками о кошмары.
беспечно. бездумно. беспочвенно.
проблема в j? хэчану не хотелось бы.
джемин для него удивительный.

они едят рамен в полной тишине мыслей хэчана. он остается на фильм. нет, он не смотрел поезд в пусан. и они смотрят поезд в пусан. он мало что смотрел последние три года. так получилось. говорить о себе больше не хочется, да и нечего. обнимает колени. сосредоточиться на фильме не получается. и вновь зуд. вновь желание закурить. он иногда [все время] поглядывает на джемина. фильм мимо. минуты складываются в колоду. непроизвольный отрезок времени проведенный впустую. через пятнадцать минут сидения на полу, он друг останавливает воспроизведение сам. зря они это все затеяли. ты знаешь, ты мой соулмейт. он сильнее тянет рукав серой худи на правой руке вниз, скрывает кончики пальцев. от запаха джемина кружится голова. хэчану не хотелось бы все портить. три секунды тишины. первая. вторая. третья. голос звучит как-то слабо и хрипло: слушай, я пойду . . . наверное. смотреть на джемина не хватает никаких сил. попытка встать — провалено. он все еще сидит. смотрит куда-то перед собой в пустоту.

ты знаешь, я твой соулмейт.
в кухне из закрытого крана капает вода.
бьет по нервам.
внутренняя борьба.
на грани.
геноцид самого себя.
внешне всегда спокоен. пальцы разве что дрожат как у припадочного.
джемину придется собирать хэчана по частям.
складывать мозаику. подыскивать одну деталь часами, месяцами. потом понимать, что она не подходит. и все не так, а иначе. и чем дальше, тем сложнее. а у хэчана без джемина даже сердце не бьется. но сделать с джемином он ничего не может или не хочет. сам не понимает.
хэчан молчит о проблемах, молчит о том, что его волнует.
нагнетает на подсознательном уровне.
сам себе придумывает.

— послушай, — одиночный выстрел, — у меня есть соулмейт. и я не уверен, что он мне вообще сдался...
таким.
он закатывает рукав. аспидное jaemin въелось в кожу. зудит и раздражает. в оглушительной тишине оглушительные удары капель о металл раковины; шаги по ту сторону двери; шум дождя. раздраженный взгляд на джемина.
как можно было молчать две недели? как можно было даже не вспомнить за две недели? как можно было даже не предупредить? он ведь места себе не находил. придумал невесть что. практически задохнулся он ужаса. ходил понурый и напрягал аджосси своим видом. отхватил несколько подзатыльников. отдал деньги — получил по шее так, что не встал на следующее утро. похоронил свой день рождения.
— не уверен в том, что нам нужно продолжать общение. вещи завтра утром принесу. а теперь я пойду, ладно?
больше не хочется. целовать джемина больше не хочется. хочется еще сильнее вопреки всему. он бы его не видел с радостью. и лучше бы они никогда не знакомились. хэчану страшно за него. страшно за себя.
он судорожно пытается надеть кеды, пытается воспользоваться замешательством, долго возится со шнурками. не специально. можно было бы даже не завязывать. дергает дверную  ручку, а та не слушается. раз. другой. теряет остатки самообладания.
— открой дверь, пожалуйста, — слова в агонии. все чужое: тело чужое, жизнь чужая, квартира чужая, джемин и тот чужой. и хэчану никто не нужен. вообще никто.
у него будто биполярное расстройство.

скажи, что я нужен здесь.

нужен.

хэчан сердится больше необходимого. всегда сверх. а когда доволен, улыбается лучезарно или вовсе не улыбается. он не привык собой раскидываться. через время у них ментальная связь. их идеальная жизнь будет полна углов и вызовов. но прежде, чем все оформится в слова, они преодолеют всю вселенную. ли донхёк по-другому не умеет.
без джемина он половина самого себя.

больно физически.

задыхается.
оно само собой так получилось.
возможно в другой реальности были бы черные дыры и марианские впадины.
и никаких точек соприкосновения.
и хэчан понимает, глядя в пусане на океан, — ветер теребит волосы, хэчан сжимает пальцы джемина сильнее; заходящее солнце слепит; прилив, поэтому они отходят; обратные билеты только на следующий вечер; практически пустая комната в дешевом отеле: хэчан обнимает джемина, дышит в шею во сне, — что независимо от того соулмейты они или нет, джемин стал бы центром его мира.
в последствии у него желание обнимать джемина фантомное.

в коридоре темно. у хэчана пальцы застыли на дверной ручке и безграничная паника, кеды не зашнурованы, сердце рвется из груди, стучит как бешеное. в квартире пасмурно. вот-вот пойдут с потолка лондонские дожди. во рту все еще пожар. внутреннее проецируется на внешнее. необоснованно. неосознанно. перед глазами все еще запертые в ноутбуке зомби. хэчан ведь тоже себя почувствовал запертым. захотелось вырваться. шаги джемина за спиной — глухое шлепанье ступней по полу, и проникающего с улицы света становится еще меньше. воздух истончается. если они попытаются зажечь свечу, ничего не получится. огню нужен кислород. оставь меня, — слова стучат о черепную коробку гулко, разбиваются. хэчан неохотно отпускает дверную ручку. пожалуйста, оставь меня. пальцы хэчана дрожат в руке джемина. первому неуютно и не по себе. он силой воли пытается унять эту дрожь. непосильная задача, неразумная.  ему бы не хотелось показывать волнение, а оно все равно просачивается. хэчану так стыдно, он даже голову не поднимает, смотрит в пол, на руки: и в полумраке видно, что его кожа на несколько тонов темнее джеминовой. странное наблюдение. разве об этом сейчас стоит задумываться? а ему думается, что они на контрасте вместе выглядят очень необычно. у джемина и пальцы теплые-теплые. и голос грустный и озадаченный, как будто не смог разгадать закон всемирного тяготения. да как бы ты догадался? хэчан хочет что-то сказать, раскрывает было рот, но осекается. шумно выдыхает.

джемин кажется ему теплым и уютным.
сам хэчан колючий. ему приходится.

намеков было несметное количество. ему казалось, что джемин знает. почему он был уверен в том, что джемин хотя бы догадывается? бред. это все полнейший бред. он ведь места себе не находил пока джемина не было. ничего ведь не случилось. совсем ничего не случилось. хэчану не хочется понимать и осознавать происходящее. но без джемина он даже не половина человека. разве это правильно?.. если плыть по течению, то будет как всегда. будет точь-в-точь как с родителями. хэчан родился под несчастной звездой. поэтому нужно было просто досмотреть этот фильм. молча досмотреть фильм. даже если не интересно; даже если обстановка его раздражала: сидящий рядом джемин будто его не видел. он хоть что-нибудь вокруг себя замечает? хоть кого-нибудь? хэчан все испортил. ему так мерзко из-за этого. и едва джемину стоит отпустить его руку, он тут же натягивает рукав еще сильнее, но разве только что сам не козырял меткой? взглядом хэчан цепляется за воротник футболки. смотреть в глаза никак не хватает смелости.

хэчану снились подсказки с четырнадцать: снился переулок у магазина, где он теперь работает; снился этот дом со старым каштаном на углу, пробивающийся ветвями в окна первого и второго этажей; снился этот район с узкими улочками; очертания тополей вдалеке; гулкий шум оживленного города. нет, я никогда тебя не чувствовал, — хэчан охрип. природа соулмейтов странная: одному — снится, другой — чувствует, —  мне снился этот район. но я не из-за этого здесь... — он встречаются взглядами, — ты не подумай, что я тебя преследовал. так получилось... само... он ловит себя на том, что оправдывается. наверняка звучит совсем не убедительно, — но я понял, когда ты пришел летом... и ничего не сказал. хэчан взволнованно взлохмачивает волосы. пожалуйста, можно мне уйти все же? мы уже все выяснили. тут и обсуждать-то нечего неуверенность в голосе, во взгляде, в движениях. хэчан — оголенные провода, заблудившийся в дремучем лесу ребенок. хэчану жутко. и джемин так близко, что он слышит его дыхание. полшага навстречу и можно прижаться щекой к ключице...

если они продолжат, джемину придется чувствовать за двоих.
если они продолжат, джемину придется нести все на себе.

он все же это делает — случайный порыв. он не будет ничего объяснять потом. молчание. и опять слышно как стучит вода о раковину. останавливающийся лифт на этаже. ливень бьется в агонии об асфальт, стекло, все еще зеленую листву. хэчан обнимает джемина. крепко. в первый раз. решение, которое он даже принять не успел.

иногда все, что связано с хэчаном не поддается логике.
важно: донхёку ужасно нравится, когда джемин обращается к нему по имени.

Отредактировано Catalyst (2018-04-07 21:22:29)

the dø - miracles

однажды он скажет: не зови меня по имени. произнесенное губами джемина оно обретает смысл, обретает значение, становится осязаемым. и от того в самом деле нравится, когда джемин произносит вот так легко: донхёк. но вместе с тем, он чувствует себя чем-то временным, непостоянным, незначительным. ли донхёк ощущается сам себе пустым. ли донхёк в постоянной конфронтации с самим собой, с их связью соулмейтов, со страхами. он тонет в своем внутреннем мире. он захлебывается. умирает в нем. каждое мгновение.

запах джемина кажется таким родным и теплым. ткань футболки смята пальцами. кто-то прошел мимо двери, зазвенели ключи. по ту сторону мир живет. мир захлебывается водой. у хэчана же, кажется, вовсе сердце остановилось. слышно дыхание джемина. путь пройденный раз за разом. нужно ведь было просто толкнуть дверь. нет, сначала настоять на том, что ее необходимо открыть. выскользнуть прочь из квартиры. слиться с окружающим пространством. с серостью домов, с зеленью. с пасмурностью. с доносящимся помехами голосом города. сделать что-то из ряда вон, а не это. нужно было. джемин обнимает в ответ. оказывается, можно дышать. просто продолжать жить. и все не так плохо. все очень-очень хорошо. обнимать его так правильно, оказывается. и еще сотни других таких же "оказывается".

позже оказывается, что пустить в свою жизнь джемина невозможно.
неудавшийся рисунок. попытки стереть искаженные линии. день за днем. зерно прорастет корнями. даст побеги. он будет засыпать. будет просыпаться. и все равно не видеть совместного будущего.
хэчан любит обнимать джемина с самого первого раза. каждый как первый. каждый как последний. в джемине хочется раствориться. стать образом жизни. обрести очертания. проникнуть в мысли и в слова. нарисовать с нуля новую картину. где-то в другом месте, но не здесь. хэчан расставляет вокруг донхёка баррикады, закапывает под ногами мины. дотянуться до одного - ни на сантиметр не подобраться к другому. кто тебе нужен, джемин? у ли донхёка не бывает просто. но любит он упоительно.
чем дальше, тем связь прочнее. из них двоих у него слабее. ценность прямопропорциональная. первый - маяк, второй - корабль в штормовом море. в какой-то момент ему начинает казаться, что джемин запутался в том, что чувствует.

хэчан слушает - ищет пути отступления. джемин не хотел встречать соулмейта. это все глупо и нелогично, говорит он, связь вся эта глупая. хэчану хочется попросить открыть дверь. еще раз попросить. дышать тяжело. он закурит и успокоится. он ведь не хотел встречаться и молчал потому что... не потому что считал, что связь соулмейтов бестолковой. а теперь? что ты думаешь теперь? теперь, когда встретил, - хэчан не договаривает. в висках пульсирует. он кусает нижнюю губу. выглядит обиженным. отстраняется первым. смотрит долго-долго в глаза. быть может он прав? быть может не стоило? опять пальцы тянут вниз рукав. донхёк в растерянности. целое мгновение.

- подожди, - не зашнурованные кеды спокойно слетают с ног. донхёк, на самом деле, редко что делает первым. запястье в руке джемина. сегодня день удивительный. на кухне теплее. все еще пахнет раменом. все еще хочется достать с кармана сырую пачку лаки страйк. крепкие. он курит с четырнадцати. сначала не в затяг. по приколу. вспоминает, пока наблюдает за джемином. настроение вокруг будто переменилось. сидит и молчит. не знает, куда себя деть. ощущение неуместности становится сильнее. руки в замок. взгляд в пол. почти бесцельно. баллончик с краской стучит шариком о стенки при встряхивании. они пишут красным "горите в аду" на стене онкологической клиники. хэчану снятся переулки. медиатор касается струн гитары. воспоминания лентами. не осталось ничего. ему есть, что рассказать. кулак прилетает в скулу впервые в драке на улице: четыре на четыре. хэчану пятнадцать - волосы отливают алым. они спят в вагонах метро пока те курсируют по городу. отца приглашают к директору. тому некогда . . . чашка с кофе опускается на стол. хэчан поднимает глаза на джемина. закрывается. продолжает молчать. что значит "понравился"? он взволнованно глотает кофе. обжигается. он ведь не в себе. все изменилось так внезапно. он не был готов. вскакивает. открывает холодную воду в кране. язык щиплет и болит. и губы тоже. донхёк неловкий на самом деле. джемин потом это поймет. он нервничает, когда нужно расплачиваться в транспорте. боится кого-то задержать в очереди, поэтому достает деньги задолго до остановки. взволнованно. ненавидит ставить людей в неловкое положение. старается держаться. получается не особенно, но рассчитывает только на себя. у него иногда идет кровь от перенапряжения. он отмахивается, говорит: ничего страшного, пройдет. стирает ее. идет дальше. вода холодит пальцы и губы. он зачем-то извиняется. садится обратно. вытирает лицо рукавом. осознает, что худи не его. смотрит в окно. кажется, что уже забыть успел, о чем говорили. мне нужно было сделать так, чтобы никто не подумал, что это метка. я решил, что набью имя случайного встречного, которое будет начинаться на джей, - они встречаются глазами, - им оказался ты. ничего особенного. он пожимает плечами. правда ведь, ничего особенного. это мог быть кто угодно. а потом вдруг этим "кто угодно" стал джемин. я заметил у тебя метку в тот вечер. помнишь, когда ты мы говорили про боуи. самый первый разговор. и пластыри, конечно. и пластыри. глупые детские пластыри, которые принес аджосси. пластыри от внучки. она иногда приходит с ним. чудесная девочка с вьющимися волосами. непоседливая. они играют вместе. у донхёка с детьми просто и понятно.

что им теперь делать с ними? кофе без единого кубика сахара. кухня кажется большой до абсурдности. курить хочу. он признается. вытряхивает зубочистку из баночки. грызет ее. смотрит на джемина. думает о том, что он очень красивый. особенно, когда улыбается. почему ты не заходил эти две недели? о наболевшем спрашивать сложно и нерешительно.

d o  y o u  r e a l l y  w a n n a  g o  b a c k  i n  t i m e ?
how about holding a palm full of miracles?
how about building a house on the moon?

*сергей тимофеев -
наступая, осень всегда кажется нам чужой

moderat – a new error

дождь рассыпает искрами вокруг, джемин. знаешь, почему? дождю кажется, что так он сияет ярче, - шепот вспарывает пространство помехами.
последний раз. первый и последний. один шанс.

взгляд снизу вверх. без направления. хэчан не умеет ориентироваться в пространстве. топографический кретинизм процветает. дождь разлетается искрами вокруг. красиво. если остановиться и вдуматься, то получается очень красиво. горечь табака на губах. за несколько минут они опять промокают. прощаются в трех шагах от магазина. донхек подавлен. аджосси заваривает чай и говорит, что все наладится. обязательно все наладится. однажды. нужно всего лишь подождать. год. пять лет. двадцать. пахнет бергамотом, в колонках модерат. через год они объявят о прекращении деятельности. в это время джемин и донхек будут находиться в пусане. thank you so much for all the love. последнее послание. после пусана карточный домик начнет сыреть. смотреть на джемина больно настолько, что необъяснимо.

никогда и никого ли донхёк не будет так любить.
по ночам можно затеряться в бездонной темноте неба. если бы не звезды.
за звезды можно уцепиться в случае чего.
за руку джемина не получается.
рефлексия донхёка воздвигает стены.
ты ведь никогда не хотел, чтобы я был, правда? на самом деле.
ты ведь никогда не верил в нас, правда? и я не смог.
коллекционер причин.
а джемина любить можно и на расстоянии.

джемин сидит на расстоянии вытянутой руки. в зрачках отражается квадрат окна с потекшими красками мира за ним. дождь размывает полотно. хэчан стремится мыслями прочь. планирует провалиться под землю. планы не срабатывают. находиться так близко сложно. в голове сумбур. он ведь дурак. зачем он это сделал? рукава фоты теперь бесполезны. но легче, когда метку не видно. он ведь теперь даже так как открытая карта. пытается закрыться еще сильнее. греет руки о кружку, в которой остывает кофе без единой крупицы сахара. хэчану кажется, он должен помнить о том, что жизнь - это горечь.

он никогда не был за пределами сеула. кружка - отражение кружки джемина. все те же самые марокканские мотивы. мир рисуется в сознании обрывочными воспоминаниями картинок из журналов, интернета, чужих рассказов, прочитанного, услышанного, кадрами документальными или художественными фильмами. они будут вместе покупать билеты в пусан, и внешне спокойный хэчан будет тушить внутренние пожары. он всегда выглядит спокойнее джемина минимум на несколько тонов. минимум. на деле полыхает в разы сильнее. прячет все глубоко под кожей. от джемина спрятать через некоторое время уже не получается.

кофе приятный на вкус. радует. хэчан украдкой смотрит на джемина. хочется не открывать глаз. бездумно соскучился. даже не догадывался как. и все равно, какой он дурак. какой дурак. пошел на поводу у эмоций. сложно. нервно. руки дрожат. мысли не клеятся. гудит тихо холодильник. гул перебивает голос джемина. и хэчан не понимает, что больше ему хочется слушать: этот гул или болтовню. бесконечную болтовню. никогда ничего важного или значимого. они так похожи в этом своем стремлении отгородиться. облупившаяся штукатурка на потолке. хэчан заводит с ней дружеский контакт. лишь бы не смотреть в глаза напротив. думает, что здесь точно нужен ремонт. хотя ведь можно и без него обойтись. все не так плохо.

- безмолвные города, - когда-то, когда хэчан прочел марсианские хроники [ему было четырнадцать], он подумал, что женевьева как его потерянный соулмейт. он читал у брэдбери только "марсианские хроники" и почти не помнит. только женевьеву очень ярко. джемин совсем не похож на его детские кошмары. он говорит о том, что ему было жутко, и усмехается сам себе. он говорит, что этот рассказ очень похож на истории соулов: никогда не знаешь, чего ожидать. отпивает кофе, опять смотрит в окно. считает про себя мгновения: - а чего ждал ты? вопросы для джемина складываются из ничего. сами по себе. хэчану интересно, но он уже понял, что лучше ему было бы не быть той самой второй половиной души. лучше бы он был просто хэчаном. каждое неловкое слово джемина мгновенно становится установкой: как не надо, как надо.

хэчан идет вслепую. постоянно спотыкается. он не чувствует. для джемина связь должна становиться только сильнее. для хэчана - минное поле; ящик пандоры. джемин не воспринимается им как некто предначертанный. остается соулмейтом на уровне подсознания, давно прошедшими снами. становится просто джемином, который может быть дорог даже на расстоянии.

они выходят из квартиры. он на самом деле долго возится с запутавшимися шнурками. опять зачем-то извиняется. чувствует себя неловко. шнурки не слушаются. пальцы тоже. противостояние.  джемин стоит над душой. душа смотрит в пол. картина маслом. хэчан ощущает себя провинившимся ребенком. глупости. он справляется. не сразу, конечно, но все-таки.

пока они спускаются, звуки шагов эхом отдаются от стен, множатся, пропитываются грохотом дождя. хэчан думает, что ему нужно как-нибудь заглянуть в магазин, где работает джемин. может быть, на днях получится. сегодня - нет. он наконец-то закуривает. они стоят под козырьком. идти под дождь нет никакого желания. мимо пробегает девушка в легком летнем желтом платье, без зонта, в босоножках на высоком каблуке. середина сентября ничем не отличается от середины августа. в лужах вырисовываются прямые линии домов. хэчан долго думает о том, как называется это направление в искусстве. кажется, импрессионизм. пока они стоят джемин протягивает деньги "за покупки" [хэчан забыл уже]. он ведь у него и свои вещи забыл. понимает поздно. потом заберет, - думает, прячет купюры в задний карман. кивает невпопад. больше своим мыслям. меньше - джемину. слушает. смотрит внимательно. джемин чуть выше. почти не заметно сейчас. со временем станет заметнее. через год уже. им всего лишь семнадцать.

а еще хэчан джеминово "нравишься" воспринимает как нечто пространное, не улавливает до конца атмосферу, но больше конкретики не просит. неловко. поэтому просто кивает. он будет ценить, конечно. обязательно. хорошо, что джемин пришел. плохо, что хэчан не сдержался. лучше бы про метки и дальше ничего не говорил. досмотрели бы фильм. донхёк импульсивный. принимает решения спонтанно. жалеет потом.

шагает под дождь первым. молчит. с ним можно разве что на уровне эмпатии. разгадывается ребусом. шлепает по лужам. они идут быстро. а дождь не заканчивается. донхёк думает о том, что если джемин опять пропадет, ему будет сложно. но сегодня ночью от волнения не уснет. будет маяться. как можно было таким дураком быть? как можно было обнять его? жалеет миллион раз. с волос бежит вода. кто-то сломал кран и теперь мир никак не дождется сантехника. дождь на руку. не надо особо придумывать повод своему отвратительному настроению. а ведь к джемину хочется прикасаться. просто так.

у магазина они прощаются. аджосси заваривает черный с бергамотом в простой белой кружке без обозначения. отправляет хэчана переодеваться. бурчит о том, что тот слишком быстро вернулся. они могли бы еще посидеть. он видит их насквозь. у хэчана еще долго зуб на зуб не попадает. он всегда очень мерзнет. потому во сне будет постоянно прижиматься к джемину. а ведь кажется, что не любит прикосновения. глупости.

важно: донхёк почти никогда не пишет и не звонит первым. он думает, что навязывается.

джемину снятся другие сны. причудливые картинки, от которых с утра холодок по коже. джемин садится в постели, посреди сбитого за ночь одеяла, над которым хэчан любил смеяться, повторять: что джемин у него крэйзи и не поможет ён с ее знаниями медицины. сестра с хэчаном солидарничала, и джемин видел в этом заговор, дулся и обычно запускал в донхёка первым подвернувшимся под руку (находил взглядом своего старого морского приятеля и запускал любезно в живот, в плечо, пытался попасть в лоб). у них с донхёком таких воспоминаний тоже порядком много. об этом думается само собой, привязывается к любой мысли: донхёк нитью ко всему. к новым начинаниям, особенно – к важным решениям. джемин думает: донхёк не счел бы это правильным, да? и на этом оступается. телефон в кармане ощущается тяжелой ношей, давлением в тысячу – джемин не может позвонить.. .где-то посреди долгих гудков, сковывающего напряжения он не решается набрать снова и больше не звонит; от общего знакомого потом узнает, что с хэчаном все в порядке. что его ли донхёк справляется с проблемами, и вообще все даже складывается. не в идеальную, но в лучшую картинку. джемин не видит в этом обманку, обратную сторону реальности, только глупую шутку не_сложной системы.
я говорил, что считаю все это глупым?
мне не нужен мой соулмейт.

джемину снятся неправильные сны. изломанные мысли переплетаются в затейливые узоры, ткут из страхов паутины, в которых он застревает, а утром находит на коже не то послания, не то напоминания. чужие_свои линии-шрамы, созвездия родинок. 
донхёк, дай-ка сюда руку, – джемин разворачивает и даже не удивляется, – хочешь покажу фото двухлетней давности, где этих у меня не было, а? хэчан, конечно, не ведется, говорит привычное:
– не выдумывай. знаешь же, что это обычно дело, да?
не выдумывай – почти ключевое.

в 5:38 страх замирает холодом на коже. собирается ощутимыми, полузабытыми, выдуманными прикосновениями, которые джемин старается удержать, накрывает поверх ладонью. разыскивает неспешно пальцами. прикосновения, что от запястья по коже, по линии вен, минуя вычерченные буквы, поднимаясь плавно по шее. у джемина перехватывает дыхание. их первый поцелуй в вечерней прохладе, все на том же месте, пройденном ими ни одну тысячу раз. пересчитывай шаги, оставленные на асфальте, и не досчитаешь. под окнами дома, который для хэчана становится ни то убежищем, ни то остановкой на пути, знакомой точкой, от которой пунктиром, стирая за собой следы. хэчан не оставляет после себя вещи, ничего существенного. пропадает отовсюду, прерывает связующие линии, ограниченные всегда четкими границами: хэчан мало рассказывал о себе. джемин не пытался лезть, теребить его прошлое. тогда, в настоящем, им было хорошо обоим.

у хэчана обветренные губы, горячие руки, контрастирующие с джеминовыми замершими пальцами. джемин не может скрыть волнение, но пытается спрятать за болтовней и в который раз меняет тему. не срабатывает: донхёк останавливает за руку, прекращает эту ужасную его привычку:
–  ты ведь хотел не об этом сказать?
хэчан его слишком хорошо знает. джемин не выбирает уместный момент, решает наугад. взгляд хэчана цепляется, запоминается яркой картинкой, которую не перебить. тот взгляд то же, что надпись на коже.

джемину снятся не те сны. они как на затянувшиеся кошмары, перетекающие в числа, сменяющие друг друга на циферблате: 4:20, 5:38, 6:47. без четкой последовательности и заданного порядка, джемин не пытается найти в этом смысл. думает, что то, что не спится ему, как-то должно отражаться на хэчане. он хочет, чтобы на чужой коже его чувства оседали также, въедались мыслями, не давали спать. джемину снится петляющая дорога, поднимающаяся в горы, и вывернувший на скорости встречный автомобиль. джемину снится то, что он не видел собственными глазами, а сон реальнее утренних часов, которые он проводит на кухне. он выпивает таблетку от головной боли, вертит стакан с водой и листает список подобранных по запросу фильмов; следит за картинками старых постеров и особо не вчитывается в описания. джемин фильтрует по 1980, перескакивает на 1965 и останавливается на мягких тонах итальянской классики. на простом сюжетном действии, но цепляющихся к слуху фраз. зачем-то повторяет за актерами и напрочь теряется в картинке, пока ёнсон не вторгается на кухню с недовольным (уставшим?):
– дже, только не говори, что ты так уже ни один час сидишь.
джемину снятся обрывочные картинки из чужой реальности, которые кажутся подсмотренными, увиденными где-то, когда-то, случайно подцепленными. джемин выдумывает хэчану прошлое, будущее и успокаивается, понимая наконец, что в общем-то все нормально. там у хэчана целая жизнь, у него – точно так же.

. . .

джемин уже которые двадцать минут без остановки доказывает, что так и задумано, что это не сюжетный промах, повторяет очень весомо:
–  я в интервью читал, так оно изначально задумывалось. да ты не слушаешь! – и хочет было ударить по чужой руке, потом, конечно, рассмеяться, переплести пальцы. зарыться в этот ужасно (катастрофически ужасно) песочный свитер носом, в это его классическое сочетание цветов, и завыть, что это не бред, фильм не отстой, что, видимо, не судьба, если не шаришь и не слушаешь, что-то понять. джемин сжимает чужую руку сильнее и осекается на недоговоренной фразе, почти не слышит, что он там находит во всем этом очередном его увлечении. у донхёка волосы крашенные, не тот знакомый красный, к которому он успел сильно привязаться. а новый – непривычный, и ему очень идет. хэчан – непривычный. смотрит в другую сторону, к счастью, вроде бы, даже его не замечает. джемин теряется: сколько они уже так, поблизости, проговорили с другими? провели в чужой компании время, не видясь бесчисленное количество дней? джемин вздрагивает, когда его окликают. вопрос: твой знакомый? – настигает врасплох, и джемин впервые не решается сказать ему правду.
– да, старый приятель. общались раньше.
говорит, что пустяк. уверяет себя, что это ерунда, но не может не смотреть в ту сторону. выпускает руку, переминается по паузе в их беседе, пытается ухватиться за суть разговора, но мысли рассекаются о знакомый профиль, который не смотрит в его сторону. правда не замечаешь? на часах 15:45. обычный день из тысячи таких же вдруг становится новой точкой в их истории.

[icon]http://s3.uploads.ru/z0ltg.jpg[/icon]
у джемина новые привычки: такие обычные, повседневные, незначительные и определенно незаметные. взращенные маленькими шажками через каждый день. привычка раньше вставать и ложиться до двух; после последней пары в промежутке до работы – добежать до соседней с университетом кофейни, схватить свой подостывший кофе: да ладно, я сегодня на десять минут раньше вышел, какого черта оно успело остыть? привычка таскать старенький ноутбук в рюкзаке, чтобы на работе найти минутку-час для семестрового исследования, которое он успеет десяток раз открыть-закрыть, скопировать-вставить, переписать-перекромсать, но так и не закончить; привычка – глядеть на часы, и уже постоянная. джемин все чаще куда-то опаздывает и в постоянном беге даже не замечает, как проходит все один и тот же работающий 24/7 магазин. знакомая вывеска, прорезающая зеленоватым сетом ночное небо, цепляет глаз, но не останавливает. джемин заходит к аджосси узнать, как дела, удостовериться, что все в порядке со здоровьем, внучкой, уже и не упоминая хэчана. не замечает, как поднимается по тем самым ступенькам, минует этажи, которые они не раз проходили вместе. хэчан занимает собой все его пространство, всю имеющуюся у него реальность, и прочно ассоциируется с вещами, предметами, даже определенным временем суток: в 4:00 хэчан закрывал магазин, выключал подсветку той самой вывески, намекающей о работе магазина целые сутки, и в 4:08 уже закрывал за собой дверь в квартиру, которую на долгое время разделил с ними (а на деле – один миг). ассоциируется с фильмами, словами, даже с открытой форточкой в кухне и стулом напротив за их маленьким обеденным столиком. хэчан занимает пространство спустя восемь месяцев все также, будто ничего не менялось; а менялось многое.

джемин снимает со стен постеры, сворачивает в удачно раздобытый тубуз, оставляет у стены рядом со стеллажом, на котором все те же комиксы, книги, диски. изменить что-то существеннее не получается; джемин занимается бесполезной приборкой ненужных вещей, оказывается, что некуда девать, да и расставаться незачем. джемин впускает в жизнь новое, в привычный мир незнакомые вещи: чужие привычки и увлечения. берет неизвестную для себя книгу, обещая прочесть, раз она такая стоящая, и та выделяется на фоне его фантастики и соседствующих тонких комиксов. знакомится с другим кино и другой музыкой. полное отличие помогает преодолеть острую необходимость заполнить, и не мешает, что на чужом теле другая, абсолютно другая метка. и через все это несостыковающееся у них получается.
временная остановка
не навсегда?

джемина терзают сомнения. хэчан оставляет после себя не только ощущение пустоты, а очень жестокое ощущение собственной неправильности, ненужности, непарности. мысль, что ни с кем уже не будет полноценно, полной состыковки, поселяется сама собой, незаметно врастает в сознание, в восприятие себя и окружающего. в молчаливом согласии не отвечающего телефона замирает пониманием – ненужный джемин.
ты меня уже кем-то заменил?
он лучше?

на фоне всех новоприобретенных страхов джемин становится взрослее. набирается храбрости, учится принимать важные решения, смотрит в будущее и строит планы. каждый день выстраивает планами: разделяет блокнот неровными, размашистыми линиями, среди которых накидывает обязательное, а все остальное заполняется между линий само собой. разговорами, сообщениями, спонтанными решениями – и своими, и чужими. чужие – встретить после работы, не оставить выбора и зайти в магазинчик у дома за чем-нибудь на вечер. что не так? не оставляет выбора. перед аджосси на кассе за что-то стыдно.

. . .

джемин обводит взглядом компанию. кто из вас выбрал этот фильм? минует хэчана, скользит по профилю и выдыхает, понимая, что тот его все-таки не видел. еще не видит. все еще не замечает. замечает хёнджина, думается, что тот, незнакомый, очень кого-то напоминает. наверное, хэчан рассказывал? что-то припоминается, но джемин не успевает разобраться, как чувствует, что его останавливают за руку. эй, это же хёнджин. слишком маленькое пространство, должно быть, и на другом концу страны, мира в целом, они бы однажды все-таки встретились. так же бы случайно столкнулись. это было бы, как сейчас, очень неуместно.
– привет.
чувства упираются в ребра неясным страхом и едва ощутимым раздражением. слова "эй, это же хёнджин" вырывают землю из-под ног. дернуть за руку вовремя, попытаться свернуть ситуацию не успевается. все слишком быстро выходит из-под контроля. джемин встречается взглядом с хёнджином:
– привет.
джемин чувствует, как волнение передается пальцам, выпускает его руку и улыбается. привычно, по-своему улыбается. мысль, что нужно представить, простреливает молнией: ему ведь нужно будет донхёку его представить. но сперва, разумеется, посмотреть в глаза. хотя бы посмотреть в глаза.

он не похож на тебя. он серьезный, и у него на все четкие ответы. у него плохое чувство юмора, и он читает совершенно не те книги и смотрит не те фильмы; ничего не смыслит в хорошей старой музыке, плавает на пласту новинок, и, когда заходит ко мне на работу, не оглядывается по сторонам; он ни разу не спросил про пластинки, которые я-таки вытащил на видное место. не прошло и года, да. ты знаешь, он другой, но мне это и нравится. вы бы точно не сошлись характерами. отлично, вы ведь все равно с ним не познакомитесь.

хэчан все тот же. джемин не отводит взгляд, смотрит в упор, простреливает, пытаясь уловить во взгляде то самое понимание. мы так давно не виделись, правда? ищет ответ на заданный уже тысячу раз вопрос, но так и не отвеченный: к чему это было? джемин прячет волнение за подступающей злостью, сосредотачивающейся в вопросе, который он так и не сможет задать напрямую:
разве меня было недостаточно?

джемин улыбается своей привычной, вкладывает в то, чтобы сказать простое "привет", все силы. смотрит на донхёка, как будто они не виделись день-два, стирает общее прошлое, не желая дать повод подумать, что между ними что-то было.
–  привет, донхёк.

джемин выдумывает хэчану прошлое, будущее и успокаивается, понимая наконец,
что в общем-то все нормально. там у хэчана целая жизнь, у него – точно так же.

у меня, донхёк, была с тобой целая жизнь.
разве это нормально?
вопросы, которые невидимыми надписями по коже, цепкими отметинами когтистых мыслей, разочарованием и дурацкой привычкой-необходимостью прятать метку, не говорить, не обсуждать, ограничиться: “мы просто расстались, ничего необычного. так бывает” даже в разговоре с любимым человеком. даже когда сомнение плещется в чужом взгляде. джемин повторяет, пока не находит ту единственную интонацию, которая убеждает: все в прошлом. и скрывает свои полубредовые шрамы. ощутимо-выдуманные шрамы. и в нем находит наконец ту самую опорную точку, которая позволяет поверить в будущее. он любит строить планы и учит джемина тому же: не бросать начинания, решить для себя, что важно, отказываться от лишнего, ценить время.

. . .

улица кажется крошечно узкой. съеденное пространство сужается до размера комнаты-клетки. стенки давят, мысли давят, не хватает воздуха. катастрофически не хватает воздуха. они сидят напротив друг друга, разделяющий их столик даже не ощущается. и джемин не слышит среди громкой музыки ни одного слова: его парень рассказывает хёнджину, судя по всему, очень занятную историю; он, наверное, единственный, кто не понимает всей ситуации. хотя судя по тому, как незнакомый ему раньше ренджун сверлит его взглядом, сам джемин тоже не понимает всей ситуации. головная боль появляется ни то от усиленно громкой музыки (что здесь вообще слушают), ни то от повторенного бомбей сапфира, который не в чистом виде, но градус ощущается сразу. джемин находит колено своего парня, опирается, вклиниваясь в беседу. время двигается рывками, происходящее врывается в сознание, но не осознается и не осмысливается до конца. жесты, оброненные фразы, лишние слова и действия покажут свое истинное значение только позже.
– да-да, но тот фильм все равно ни о чем, этот хоть до проката добрался, не все же из арт-хауса вообще в кино может выйти. вот давай назови последний, который можно было у нас глянуть?

джемин тянется к стакану с коктейлем и несогласно мотает головой на последовавшие слова. время движется рывками, у джемина дрожь в пальцах, слишком заметная для него, теперь заметна для каждого. стакан ударяется об пол, жидкость растекается, джинсы намокают в считанные секунды: пятно ползет вниз по колену. джемин ругается. самообладание теряется на короткий промежуток, но этого достаточно:
– джемин?
чтобы оттолкнуть чужую руку и встретиться с донхёком взглядом;
– я сейчас, сделаю что-нибудь с этим.
все тело напрягается, джемин буквально протискивается между столиком и чужими ногами, дергает ручку, едва не врезается в косяк. в ушах гудит. мысли скачут, желание выбраться отсюда заглатывает целиком. просто выйти на улицу, желательно, убраться к чертям на неделю с выключенным телефоном и закрытой дверью квартиры, что напротив его собственной, ничего не объяснять и ничего не говорить. джемин теряется, вдыхает холодный ночной уже воздух и ищет в кармане куртки телефон. находит билет на сегодняшний сеанс, а позади себя слишком знакомый голос.
ты все еще чувствуешь, когда я так?
когда я так не справляюсь.

– все нормально, донхёк.

и успокаивается, понимая наконец, что в общем-то все нормально.

у нас с тобой целая жизнь, ведь правда?

у нас была целая жизнь. у нас, что-нибудь еще осталось? мы еще остались?

вопросы пропадают в музыке, доносящейся из открывающихся дверей в клуб, то и дело выходят парочки, парни покурить, уходят, перекрывая гул улицы криками, смехом, вопросами: ко мне? куда дальше? сыпятся предложения добраться до закусочной, что дальше по улице, перекусить, охмелиться, напиться еще больше. отличный план. чужие слова сыпятся вокруг, буквально со всех сторон, заглушают собственные мысли, джемин сглатывает, определенно нервничает. ищет в карманах телефон, а когда понимает, что забыл его там, в комнате, на диване или на столике, хочет послать все к чертям. разлитый алкоголь неприятно холодит кожу, мерзкое ощущение намокшей джинсовой ткани. картину дополняет очередной хлопок двери (кто в этот раз?). джемин готовится к сладкому протянутому “оппа”, пьяному женскому хихиканью и короткому смешку, сопровождающему звук щелкающей зажигалки, а потом к постепенно стихающим шажкам каблуков по асфальту, когда слышит слишком знакомое:
джемин. сказанное самым близким голосом, который он столько раз уже прокручивал в голове по-кругу.
я так скучал.

голос донхёка выхватывает, словно дергает за плечи. отрезвляет.
- все нормально, донхёк. я, - джемин оборачивается к нему, - зачем ты вышел?
получается грубовато, джемин спотыкается на своей же интонации, полагает, что слишком выдает чувства. растерянность.
я всегда не справлялся с этим, да?

- ерунда, - он делает жест к штанине, - справлюсь. а ты зря вышел, пропустишь все веселье. они там только раскочались. хочет посмеяться. думает, что опять говорит ерунду. думает, что голос донхёка этой ночью сломал его по частям. в очередной раз. все, что он так долго сшивал, заживлял, все расползлось на части, и он снова не цельный: не знает, что хочет, не уверен, что ему нужно. словно реальность снова рассыпалась на куски и острыми гранями цепляет кожу - не дотронуться. джемин без донхёка нецельная личность, а ведь убедил себя, что может быть в порядке, что жизнь не зациклена на одном, преподносит новое, стоит только двигаться.
у нас с ним по-другому. я тебя не забывал. учился жить дальше. я бы не сказал, что у нас все гладко. но он правда… а кто тот парень, ренджун, кто он тебе?

- хотя какая разница, - джемин договаривает и шумно выдыхает, прорезая дыханием прохладный воздух.

донхёк его обрывает, заставляет заткнуться, пожалеть, что опять болтает ни о чем, вплетает ничего не значащие фразы, когда надо сказать важное, решить, расставить по местам. им двоим давно уже следует разобраться. с истериками донхёка джемин встречался не раз, из них двоих он всегда импульсивнее.

помнишь, как мы начали наши отношения? мы тогда смотрели поезд в пусан, излучали одну неловкость и не могли объясниться, а ты все хотел выбраться из нашей маленькой квартиры, как курил на кухне и на маленьком пяточке нам было не по себе так сильно. я обнимал тебя впервые. ты обнимал меня впервые.

крик донхёка сбивает с ног, глушит. джемин пытается оправдаться, хватается за остатки самообладания. спиной упирается в шероховатую поверхность стены, стукается локтем. растерянно его оглядывает. импульсивность донхёка вспышками, волнами, и сейчас джемина пугает. он пытается выбраться, оттолкнуть от себя, но донхёк держит крепче. донхёк, наверное, тоже из-за этой ночи трещит по швам. джемин разглядывает его, так близко, смотрит в глаза, не отводя взгляд. и говорит на все его слова только одно, что приходит в голову:
- я скучал, хэчан. слишком скучал.
и обрывается на выдохе, подается навстречу, встречая разгоряченное дыхание и хэчановы губы. скользит по ним, чувствуя привкус рома вперемешку с колой, возвращается поцелуем в прошлое. время стирается на раз-два, как будто ничего не происходило, а слова сквозь вату вплетаются так неуместно.

- что ты хочешь от меня, донхёк? - где-то на кончиках пальцев, когда джемин касается груди донхёка, сжимает ткань футболки. все так глупо, у нас все так глупо… черт - с дыханием проникает в раскрытые чужие губы. почему ты думаешь, что я ненавижу нашу связь? когда ты начал так думать?

вечность на объяснения, им не дают даже короткого мига. и реальность возвращается, не давая полностью отдаться чувствам, разобраться в хитрых переплетениях их болезненной связи. джемин отступает назад, когда донхёка вырывают чужие руки, успевает только вскрикнуть короткое стой, прежде чем он с силой толкает донхёка в сторону, бьет по лицу. донхёк теряет равновесие. джемин дергает за руку, вмешиваясь, тянет на себя, заставляет остановиться. 
- какого черта ты делаешь?! - он хватается за него с силой, отталкивая от донхёка, и неожиданно для себя понимает, что эта та самая черта, перейти которую - расставить точки в отношениях. и крепко-крепко сжимает чужую руку. - оставь его, ладно?
оглядывается на донхёка, тот смотрит на него волком, ему помогает подняться ренджун. воздух искрится напряжением. ему стоило сказать раньше.
- он мой соул.

…

он обрисовывает его джей, маленькую метку на бледной коже. не лезет глубже, пытаясь выяснить причины, почему у них не сложилось. просто не получилось. догадывается, что серьезнее, чем на словах, но копаться глубже - лезть не в свое дело. им обоим это не нужно. каким он был? ты ведь до сих пор его ждешь, правда?
джемин - закрытая книга, подтексты повсюду и недосказанность в огромном ворохе слов. не разобраться. и ему кажется, что с джемином только так и можно - не пытаясь разбираться, интуитивно, принимать все его другие увлечения, незрелость и привычку зацикливаться на пустяках, искать смыслы в абсолютно прозрачных случайностях и строить теории на каждый просмотренный фильм. и соул джемина для него загадка. человек, который в мире джемина, - центральное место. это ведь серьезно? у вас не могло быть несерьезно.
- джемин, пойдем домой?

…

домой. они не живут вместе. никогда не съезжались. у донхёка во взгляде огонек ярости так и не погасает, вспышкой сверкает на этом слове. джемин прокручивает эту картинку в тысячный раз, так и не умудрившись заснуть. на часах доходит шестой час утра, а он все еще терзается мыслями. натягивает спортивные штаны, какую-то из своих футболок, тех еще, которые хэчан таскал у него в первое время, когда не перевез вещи. джемин обувается и закрывает дверь в квартиру. эта идея приходит сама собой, отправляется хэчану по старому номеру. джемин даже не уверен, что тот его не сменил. проще было сменить, чем не отвечать на звонки? сомневается. может, все-таки стоит спросить у хёнджина?
встретимся на нашем месте?
джемин

от его дома до той площадки какие-то двадцать минут. джемин не представляет, где сейчас живет донхёк, но думает, что до начала рабочей смены ждать его не проблема.
нужно поговорить

джемин вдевает наушники, включая заслушанный уже альбом the queen is dead. недавно наткнулся на the smiths в магазине, когда обновлял ценники на коллекции британского рока. тогда еще мысль, что хэчану понравится кольнулась иглой, а теперь только об этом и думается. на фоне вопроса, что с их отношениями в принципе, джемин думает, что хэчану понравился бы моррисси. а он бы определенно болтал о нем без умолку, рассказывая выхваченные отовсюду факты, а потом бы поставил бы перед ними фильм england is mine. и описывал, почему режиссер реально круто поставил и какой там офигенный актер, видно, что он этим живет. как они так играют? это из-за заложенной театральной модели? старый английский театр? время доходит до семи. джемин возвращается к треку there is a light that never goes out и отправляет еще одно хэчану.
ты придешь, ли донхёк?