Отредактировано торшер (2018-10-08 02:50:27)

— ханни . . . — волосы куньхана пахнут дождем, слабо шампунем. дорогой пахнут. пробками. изменами, яняну хотелось бы, пахнет меньше всего. порошком от сырого постельного белья. под потолком шелестит край отклеившихся обоев. янян улыбается грустно так, думает, что в жизни не стал бы селиться в подобных отелях. а еще, он думает, что это самый незабываемый день рождения. о мальчишке том думает. интересно, он громко стонет? смотрит выразительно из-под своих длинных ресниц? янян тихий и смотреть выразительно не умеет. томно, кажется, тоже. зарывается пальцами в мокрые волосы куньхана. яняну нужны чувства. он любит куньхана до безумия. самой чистой, самой искренней любовью, понимает без слов. знает обо всех привычках. о слабостях знает. последние приносят яняну страданий столько, что можно было бы давно кинуться с мапо. янян куньхана оберегает от настоящей взрослой жизни, от недовольства родителей, от своих родителей тоже, оберегает от нужды, от ответственности. старается от тоски, но получается так себе. а куньхан остается беспорядочно слепым. янян касается губами его виска. иногда янян хочет, чтобы куньхан увидел, почувствовал, вдохнул ту боль, с которой он живет. она погребена в нем глубоко-глубоко. перегноем отравляет сущность. забирает все самое светлое. остается внутри. янян думает, что куньхан не глупый и быть может на самом деле понимает его без слов. а он кажется совсем не понимает. янян шепчет мягко, — выспись, пожалуйста. ладно? ты почти не спал. я вернусь утром. оставлю тебе ключи от машины на всякий случай.

у куньхана язык помелом. желчи выплевывает больше, чем в нем самом есть. куньхан одного не понимает: янян к словам его равнодушен и всерьез их уже давно перестал воспринимать. поступки куньхана полыхают проклятым пламенем, освещают дорогу яняна. лучше бы солнцем, ей богу. но куньхан не умеет. воспитывает в себе омерзительные качества, взращивает дурные привычки будто на дрожжах. янян наблюдает за ним. совесть куньхана спит на вершине самого неприступного замка. не обжигает его, не останавливает. куньхан ведет себя так, будто от яняна избавиться хочет. удобно, наверное.

— прости, — янян садится на кровати, босые ступни касаются стертого паркета. под потолком теплым закатным светом мигает лампочка. он на куньхана больше не смотрит. мажет взглядом по красным, раздражающим обоям. янян спокоен в своем безумии, — в этот раз без тебя.

янян болеет зимой страшно. отстраняется, когда куньхан его целовать пытается. боится заразить. а тот не болеет. яняну все равно не по себе. он мерзнет в корее очень. но сыновий долг исполняет исправно. выбирает вместо огромного шумного суела, потому что знает, что куньхан ненавидит его, тихий тэгу. в китай возвращаться боится. янян переживает, что не справится в еще более огромном шанхае. вернется с позором к родителям. мать постоянно пилит по телефону. она говорит, что на куньхана надежды никакой. что ждать от него только беды. и зря янян продолжает с ним общаться. а янян упрямо отвечает ей, что куньхан обязательно справится, изменится, станет лучше. и что он, ее сын, должен его поддерживать. а еще что благодаря куньхану он сам стал таким. она сердится. бросает трубку. каждый их разговор заканчивается ничем.

длинный коридор с выцветшими обоями, белый в кофейную полоску, смотрит на яняна осуждающе, когда тот прикрывает тихо за собой дверь в номер. страх подступает отвратным комом к горлу. болезненной тошнотой, она его преследует с самой прошлой ночи. янян всегда кажется излишне спокойным, она так говорит. смотрит на него в ожидании. думает, что любит его. янян ведь такой правильный, такой надежный. не то, что куньхан. тот на его фоне полное ничтожество. янян улыбается. ей ведь кажется, она ведь не знает их совсем: ни его, ни куньхана.

его никто не останавливает, когда янян выскакивает под оглушающий грохот вечернего ливня, размазывающего кляксами вывески. карикатурный город в лужах полыхает какофонией красок. ноги все в тех же домашних синих тапочках мокнут моментально. янян заболеет, не иначе. у него в отличии от куньханя, здоровье ни к черту. а еще он аллергик. все свое детство упрашивал родителей завести собаку или кота. хоть кого-нибудь. он прочитал где-то, что со временем можно привыкнуть и аллергия пройдет к определенному животному. мать была в ярости. янян ловит такси. желтая шашка мерцает, гаснет. янян просит отвести куда-нибудь за одеждой. не важно, хоть куда-нибудь. от него пахнет сырой усталостью. грустью пахнет не меньше. с волос стекает вода.

— у вас что-то случилось?
— день рождения, — янян улыбается одними уголками губ встречается с таксистом взглядом в зеркале заднего вида.
— почему вы не с близкими?
янян отворачивается к окну, оставляя вопрос без ответа. тэджон в его черный глазах переливается огнями.
— я бы позвал вас выпить со мной, — он вдруг смеется. горько так. янян дает хорошие чаевые сверху. кивает на то, что у него обязательно все наладится. конечно, иначе ведь и быть не может.

"ханни, ты любишь меня? скажи, что любишь, когда мы встретимся . . ." "я люблю тебя. все еще люблю. ты должен знать об этом . . ." "помнишь, мы в юй юань закопали в последний день бутылку с посланиями себе взрослым? я хотел бы ее когда-нибудь откопать вместе. как думаешь, она еще там? . ." "мне очень плохо. приедь, пожалуйста . . . прости меня . . ."

янян в уличном кафе пьет соджу. для храбрости. не закусывая. рассматривает, кутаясь в купленную куртку, прохожих. думает, что тэджон отличается. тоскливый какой-то. отвлекается на входящие сообщения. не отвечает на звонки. чокаясь с зеленой бутылкой поздравляет себя с днем рождения. он бы его со всех календарей на свете вычеркнул — этот день. но лучше бы зарисовал белым, ничего не значащим. чистым. они бы расписали его с куньханем по-другому. янян уверен, что они бы не наделали столько глупостей. он даже согласен на куньханеву абстрактную мазню. у последнего ведь талант. ему бы работать сценографом. янян думает, что получилось бы атмосферно, глубоко и искренне. куньхань ведь сентиментальный до ужаса. а еще умный очень-очень, хоть и притворяется глупым дураком. а потом янян сам себя тормозит. думает, что лучше не надо. никаких театров, шоу звезд и прочего. у куньхана было бы еще больше любовников и любовниц. поэтому не надо.

"мы так мало времени вместе проводим последние несколько месяцев . . . я больше не нужен тебе? ты скажи, я пойму. правда . . . постараюсь понять . . . правда" "прости меня, что я не смог поехать в китай, ханни. я так виноват перед тобой . . ." "лучше не приезжай. я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. я бы на твоем месте меня бы возненавидел" "ханни, те, с кем ты спишь . . . они все такие . . . красивые?"

он находит где-то через поисковик гей-клуб. думает, что куньхан прав. грустно, что янян с девушками не может. тогда было бы все проще. может быть, у них с куньханем была бы только здоровая дружба.

янян рисует этой ночью собственной кровью. безумными разводами неоновых красок. только бордовые. никакого зеленого, фиолетового, желтого. сплошная абстракция умалишенного. янян заказывает на баре только медовый виски со льдом, обжигающий горло. янян ведь почти не пьет, не бывает в ночных клубах, ни с кем не знакомится, чтобы провести одну ночь. он разменивает свою молодость на стабильное будущее с головокружительной карьерной лестницей, которую однажды кто-нибудь сровняет с землей. на мнимое счастье. их с куньханем время — на свою "девушку", с которой куньхан трахался уже после того, как они начали встречаться. янян знает.

янян сливается с месивом танцующих. с бликами света. становится частью нового дня него мира. новой единицей. случайным мазком на мольберте, выбивающимся из общей концепции. янян осознает себя обрывками. как и происходящее. приходит в себя целующимся у грязной стены с незнакомым корейцем, который выше его и шире в плечах. провалами. мерцающими над головой лампочками. чужим дыханием. прохладой улицы. кирпичной кладкой под тонкими, слабыми пальцами. шарканьем кроссовок. сбивчивым шепотом на ухо.

окончательно приходит в себя, когда его выворачивает неспособным усвоиться соджу и виски под ноги. янян сползает на холодных асфальт. где-то над головой старая потрепанная вывеска, ему кажется, музыкального магазина. светят блекло несколько фонарей. янян шлет в половине третьего куньхану одно за другим пьяные голосовые сообщения. и голос его звучит тихо и слабо.

"помнишь, бимбо любил ластиться к моим рукам. я задыхался потом и очень получал от матери. она постоянно повторяла "чертов мальчишка, который пытается тебя убить". ханни, давай заведем собаку?" "прости, куньхан. я ненавижу себя. я омерзительный . . . мне так больно и страшно" "кажи мне, как только ты умеешь: "ян-и . . . (только ты умеешь произносить мое имя так . . . я бы сказал, что ты произносишь его по-домашнему)" скажи мне, когда придешь, тихо на ухо: "ян-и, с прошедшим днем рождения" "ханни, ты придешь?"

янян помнит. осенние пейзажи за окном, скомканными образами. кляксами красного и желтого в беспечно зеленый и небесную гладь. дрожание рук и детский плачь где-то позади сквозь музыку в наушниках. солнечные лучи, оседающие у него на щеках и жар собственного тела. пристальный, сверлящий взгляд девушки напротив. иногда она тянулась к бутылке на столе, делала глоток-два и ставила ее обратно. переключала треки. продолжала смотреть на него не сводя глаз. к горлу подступала тошнота.

янян заболел.

их первый поцелуй случился в декабре. яняну только-только стало семнадцать. в тот год сюйси обогнал его в росте. а еще было много глупостей. много мыслей, которые яняну не давали покоя. его пятнадцать и далее он иногда очень хочет забыть. но он помнит. помнит, как они возвращались домой и он думал, что было бы классно, если бы в этом году пошел снег. разглядывал свои кеды, шаркая по потрескавшемуся кое-где асфальту. поправлял иногда съезжающий с плеча рюкзак. помнит, что сюйси рассказывал про очередную девчонку (которую по счету? сбился). а у яняна к горлу подступала тошнота. сюйси всегда рассказывал о них в красках, а янян смотрел на него и чувствовал себя так, будто его режут живьем. яняну бы хотелось, чтобы снег пошел именно в тот день. падал бы белыми большими хлопьями на ладони и таял мгновенно от прикосновения к горячей коже. а потом он остановился. сюйси сделал несколько шагов и тоже остановился, обернулся. янян поправил вновь рюкзак на плече и спросил тихо и спокойно (как умеет только он): - каково это - целоваться с тобой?

янян помнит. солнце, рвущееся через красные дешевые шторы, в комнату с шуршащими у потолка оторвавшимися обоями. он нарочно выбрал этот отель. незатейливую и пожелтевшую от времени вывеску. половицы, скрипящие под ногами. картонные стены, через которые не слыхать разве что шепот в соседнем номере. вонь канализации, проникающую через старые трубы. смешная цена. в таких отелях обычно снимают комнаты на час-два, чтобы уже утром забыть о произошедшем. ему хотелось, чтобы сюйси понял, как янян чувствовал себя все это время.

янян помнит. кое-что фрагментами. но очень ярко 7 октября. даже через четыре дня, покупая обратный билет на поезд до тэгу, стоя на вокзале в сеуле, он все еще чувствует фантомную боль - ноет рука и тяжело тянет сердце. ему не хочется возвращаться. в то утро он сбежал. проснувшись, он понял, что не может смотреть на сююйси и лучше бы у яняна была аллергия на него, а не собачью шерсть. оставил ключи от машины. беззвучно закрыл за собой дверь. одевался уже в коридоре, чувствуя как сквозняк тянет по ногам. ту ночь он тоже помнит. неоновые огни, головокружение, обрывки стен, чужие мягкие губы и широкие ладони.

три таблетки обезболивающего одну за другой он пил уже сидя в вагоне. шипучку от похмелья.
в сеул янян приехал с разряженным в ноль телефоном и с жаром под тридцать девять.

они не разговаривали.

янян в пятнадцать учится прятать эмоции. тогда он не думает, кому от этого лучше. он просто боится, что узнают мать с отцом. прячет себя глубоко-глубоко. ставит пароли на компьютер и телефон. думает долго, что еще запаролить. всегда чистит историю в браузере. учится критиковать однополые отношения. умело вживается в роль. у яняна друзей не сосчитать и вроде он даже популярен у девочек, а он позорно заглядывается на лучшего друга. и только однажды не сдерживается в семнадцать. в семнадцать вообще много чего происходит. янян учится говорить: "эй, нас же увидят" и прячется еще сильнее. у сюйси все не всерьез, не по-настоящему. все эти его отношения. яняну портить их дружбу ревностью страшно до чертиков. он молчит.

янян помнит, что юкхей - все же сюйси. и что юкхеем он стал уже здесь, в корее, потому что корейцам северное произношение привычнее и правильнее.  и зовет его он так только один на один. иногда хочется постоянно. и не прятаться. пускай смотрят, думает. может быть, живи они в каких-нибудь штатах, например, янян бы не смолчал ни разу. а так он сам виноват, может быть. и вроде даже не против. оправдывает свою трусость тем, что уважает любой выбор сюйси.

мать три дня не слазит с ушей: "это все он виноват", "это все его пагубное влияние", "ты пытаешься ему помочь, а он тянет тебя на дно. как можно быть таким неблагодарным", "вот увидишь, он испортит твою жизнь. проклятый ребенок". если бы только она знала, думает янян, сидя за обеденным столом с семьей, как у этого "проклятого ребенка" глаза горят и что смех его расцветает в душе яняна весенними цветами. знала бы она, какими трепетными бывают его прикосновения и что обнимая со спины яняна, он всегда целует его шею. что сам янян тянется к его губам своими. и отдается весь без остатка. жмется к нему во сне. глаз отвести не может. но лучше бы ей не знать, в самом деле.

пропущенные звонки тянут его на дно. вспыхивают на экране смартфона знакомым номером. янян все еще помнит свою обиду. и что сюйси не отозвался на произнесенное на выдохе "я люблю тебя". горечь его слов, запитую дешевым соджу, он тоже помнит. и ненавистное яняну "хён" и лицо того мальчишки. все помнит. хотелось бы забыть. задушить в себе злость. или себя вместе с ней. и стыд. стыд он бы тоже хотел задушить. еще в зародыше. стыду, думает янян, здесь не место. и от злости, которая никак не дает уснуть, он бы тоже избавился не раздумывая. но она убийственным роем кружит в голове до самого утра. мучает кашлем, температурой, которую мать пытается сбить, причитая, что это, конечно же, иначе ведь и быть не может, виноват хуан сюйси.

яняну пейзажи за окном, знакомые до омерзения, совсем не нравятся. он тихо взращивает минуту за минутой, километр за километром в себе панику. ядовитую, убийственную. вспоминает ее сырой запах в поле, на краю которого он просидел два часа пока сюйси не проснулся, пока он не коснулся его плеча, не вспугнул голосом. у яняна злость тихой заводью. прячется ужасным чудовищем на дне. подкрадывается все той же ненавистной тошнотой, преследующей его с пятнадцати, и дрожанием рук уже на подъезде к тэгу.

через два часа он на перроне рассматривает объявление. до отправления обратного поезда в сеул - пятнадцать минут.

яняну часто снятся кошмары про улетающих птиц, вспархивающих с его ладоней. необычайно красивых птиц, режущих слух своим душераздирающим криком. янян просыпается в холодном ознобе. и никогда не рассказывает о своих страхах сюйси. о том, что синее небо затянуто алыми тучами, и кажется, что оно горит. о том, что после взмаха белых крыльев, земля под ногами становится черной пропастью. он зачем-то  изо дня в день старается быть непоколебимым. превращает "хочу" в "могу". взрослеет не по годам. за них двоих. и очень боится старости. боится, что все его детские страхи станут взрослыми и скучными. ему бы хотелось, чтобы сюйси однажды вспомнил, что янян боится темноты, потому что в детстве, когда они еще жили в шанхае, его заперли одноклассники в школьной кладовке и он просидел в ней один до самого вечера. он тогда только-только пошел в школу. с тех пор янян, оставаясь один, никогда не выключает свет.

яняну бы билет на обратный до сеула. в одну сторону. отчислиться из университета. поставить крест на карьере. сделать еще что-нибудь. назло. но он садится в метро до дома. он все еще помнит. все-все. и ту ночь, и мальчишку и слова каждое слово сюйси. хорошее никак не вспоминается. яняну от этого не по себе. ему кажется, что вся его любовь к сюйси исчерпала себя. разлетелась сверкающими осколками.

но он возвращается. в квартире тихо. шумит отдаленно город, влетая в раскрытое окно гулом. янян находит на подоконнике полную окурков пепельницу. собирает разбросанные вещи. он помешан на чистоте. иногда излишне. сюйси смеется с него. глупо так. яняну бы плюнуть на грязную посуду до утра и перестать несколько раз в неделю сидеть в прачечной с учебниками. а еще, пожалуй, можно было бы не отглаживать так сильно брюки с рубашками сюйси.

ему кажется, им нужно поговорить. разве сегодня не отличный для этого день? но он не предупредил. поэтому, у них вероятно, ничего и не получится. он варит себе кофе. вода в турке закипает медленно-медленно. а янян ловит себя на мысли, что если сюйси сегодня не придет домой после работы, то он уйдет. насовсем.

и пишет уже в девятом часу короткое сообщение:
"я приготовлю что-нибудь на ужин".

если бы сюйси никогда не забывал зонт. янян сверлит его взглядом уже добрых десять минут. наткнулся как только улетело сообщение. если бы сюйси никогда не забывал зонт, возможно, он не забывал бы и про то, что брюки необходимо гладить и что грязной посуде в раковине не место, они бы ходили по выходным в прачечную вместе, сидели бы среди стиральных машин и болтали ни о чем, просто так. может быть тогда бы он даже помнил о том, что янян ждет его каждый вечер домой. янян сверлит взглядом черный зонт сюйси, тот, что лежит в прихожей рядом с его зонтом, добрых десять минут. если бы сюйси забыл о китае, может быть он бы вспомнил про день рождения яняна? что с ним не так?

янян запустил в квартиру плесень не так давно. она разрослась черной тенью по потолкам и полам, поселилась на стенах, отравила еду. продолжает травить мысли яняня каждый день. а вечером приветливо виляет хвостом, когда он открывает дверь и разгоняет мрак вспыхивающим светом лампы над головой. у него от этой приветливости постоянно болит голова. но куда сильнее она болит, когда он видит этот чертов зонт, который забывает сюйси. будто нарочно. сюйси приносит с собой весь тэгу. тот капает обреченно с крашенных волос и одежды, оставляет после себя океаны городского шума: цоканье каблуков, шелест купюр, гомон прохожих, запахи кофе в кофейнях. сюйси приносит весь тэгу на своих плечах, в ладонях приносит, зачерпывая неоновые огни, чужие улыбки. музыка ночных клубов не стихает, оседая пылью на их постель. даже когда они занимаются любовью. янян теряет себя в этом какафонии. не понимает, кто они такие.

там, по дороге в тэджон, янян, сидя на обочине и слушая шелест травы и проезжающих мимо автомобилей, пытался найти себя. кажется, он бился с курса. если бы не карта, они бы никогда не доехали. разбились бы по пути. у яняна так дрожали руки. его мучило головокружение и отчаянье рвало душу на части. иногда яняну очень хочется кое-что спросить у сюйси. слова вертятся на языке. иногда обжигают. янян обжигается об них еще сильнее. но не спрашивает. он никогда не услышит то, что хочет.

плесень дворнягой крутится у ног, а янян сверлит взглядом черный неприветливый зонт. нужно было купить с клоунами. очень походило бы на сюйси. у яняна страхов детских целое море. а он пытается их пластмассовой плошкой собрать и выплеснуть за окно. янян глупо боится клоунов. в детстве они его пугали так, что походы в цирк были под запретом. вот только, кажется, янян будучи подростком об этом своем страхе в порыве влюбленности забыл и связался вот с таким жутким шутом. янян сидит на полу в прихожей целых шестьсот секунд. и думает обреченно: даже если сюйси пойдет голым в мороз на работу, он ведь не заболеет, правда? правда ведь? янян в своей растерянности нелепый ребенок. злится на сюйси очень-очень. за все сразу. даже за мировые войны. они (его мать и она) постоянно повторяют, что он - дитя дьявола.

яняна ноги не слушаются и руки тоже. он думает: сколько можно? он хотел бы позвонить сотовому оператору, попросить не отправлять то сообщение. он даже не узнает правды. ничего не узнает. не поймет. ему кажется иногда, что он знает сюйси. ничего он о нем не знает. опоздал. сообщение доставлено в двадцать тридцать четыре.

если бы сюйси не забывал зонт, янян никогда бы не поехал за ним той ночью с шестого на седьмое октября. они бы никогда не остановились в замызганном отеле. янян бы не напился. и никогда не чувствовал бы себя так ужасно из-за своей жестокости. но сюйси продолжал исправно приносить в ладонях и показывать яняну тэгу как нечто особенно ужасное.  яняну, который безумно по-детски боится темноты и клоунов, забывает в нелепой растерянности переодеться из домашнего и выскакивает в тапочках. в ужасном волнении выплевывает легкие и желудок и всю душу на обочине между тэгу и тэджоном. последняя исчезает с дуновением ветра.

сегодня, янян думает, сидя на полу в прихожей, сюйси вновь радушно принесет ему кусочек тегу, прошлепает по полу босыми ногами, оставляя маслянистые разводы. дождь будет стекать по его одежде и по крашенным волосам и затопит квартиру и соседей этажом ниже и еще одним, и следующим. весь дом затопит. придется вызывать аварийную службу и скорую. а когда все просушат, вновь, встречая яняна приветливо виляющим хвостом, из дальнего угла их комнаты выбежит черная плесень. ее сам янян пустил. ей здесь место.

он решает, что приготовит что-нибудь простое. у них еще оставались овощи и замороженное мясо. пусть будет паста. где-то на полке даже оставались спагетти. она ассоциируется у яняна с летом. он достанет цветочный чай, который купил две недели назад. не кофе. кофе они пьют постоянно. янян живет на них. а еще на энергетиках.

он потушит овощи. они покупали всю посуду вместе, когда только приехали. а еще коллекцию кружек из старбакса тоже. пепельницу янян сам брал, потому что сюйси постоянно таскал пустые банки по квартире, коробочки из-под ранена быстрого приготовления и вообще брал все, что под руку попадалось. янян ругался на него за это. янян, между прочим, с раннего возраста к порядку приучен. какие же они противоположности, янян думает об этом на кухне, доставая из холодильника овощи. а еще, что сюйси целуется в сто тысяч раз лучше, чем тот незнакомец в темноте переулка. они вообще никогда не целовались в темных переулках. может быть, стоило? может быть, он бы смог что-то исправить, если бы не был таким . . . взрослым? ответственным? не пытался жить по правилам за двоих сразу.

сюйси запускает в квартиру весь тэгу. тот топчется на пороге, ликует приветственно. у сюйси шлепанье мокрых ног торопливое. яняну непривычно и отчего-то страшно до ужаса. яняну иногда хочется все свои новорожденные страхи сюйси показать в ответ на его отвратительный неоновый тэгу. «смотри», — у яняна бы глаза переливались теми огнями с вкраплением красного, — «смотри, что ты наделал». но янян молчит. вздрагивает, когда холодные руки сюйси лезут под домашнюю рубаху жадной настойчивостью. янян вздрагивает, когда чувствует его дыхание. каждый раз он втирает свой тэгу в кожу яняна, будто пытается того отравить. оскверняет и постель чужими запахами. яняну тоже интересно иногда, сколько еще сюйси будет относиться к нему так потребительски? иногда он его любит. самой слепой любовью. тень яняна корчится у ног сюйси беззвучно. восковой фигурой он все терпит. потому что яняну страшно. страшно сделать сюйси больно, страшно, что останется беспросветное одиночество после.

пахнет дождем. где-то в комнате открыто окно. тихо колыхаются длинные светлые шторы, выдернутые из темноты полоской света из прихожей. янян рядом с сюйси становится безвольной куклой. ему бы хотелось выдохнуть тихое: «я соскучился», коснуться его пальцев, закрыть глаза как прежде и постоять вот так несколько минут.

но янян свою душу между тэгу и тэджоном позорно выблевал на обочине, а потом повторил в самом тэджоне.

— скучно? тогда ты не туда пришел развлекаться, юкхей. или ты теперь думаешь, что мне именно это нужно? — у яняна руки дрожат предательски. от злости, конечно же. не от отчаяния, — пожалуйста, иди в душ. ты весь холодный и мокрый. ты даже если заболеешь, то через день будешь здоров . . . — янян не договаривает, заходится кашлем, расплескивает горечь, пытается выкрутиться, — оставь меня, а! — у них кажется, все разваливается, — послушай . . .  — янян отступает. у яняна в каждом сне белая птица вырывается из ладоней. задевает локтем тарелку, та со звоном разбивается. где-то говорят, разбитые тарелки к счастью. у яняна страхов не сосчитать. детских наивных. темноты, например, боится и клоунов. и, только уже по-взрослому, потерять сюйси. он каждую ночь умирает пока его ждет. вдруг однажды тот не вернется к нему. яняну кажется, что он не выживет. кажется, что этот мир не для него, — я хотел спросить, может нам разъехаться лучше? — янян в своем нелепом гневе даже не чувствует того, как режет ступни об осколки. смотрит на сюйси огромными глазами. они должны были спокойно поговорить. но тот забыл зонт.

если бы он никогда не забывал его.
никогда не забыл про яняна.

joji - slow dancing in the dark

у куньхана талант.

куньхан рисует по темному полотну ночи яркими неоновыми красками: насыщенными фиолетовыми, розовыми, голубыми тонами.  кладет их на собственную белую кожу, отражает в расширенных от экстаза зрачках приглушенным матовым блеском. куньхан рисует алыми жирными мазками по чьим-то губам: на своих остается привкус липкого вишневого тинта, красно-оранжевый след от помады в самом уголке. прикосновения рук - откровенные и более напористые, разгоряченные алкоголем и возбуждением - останутся назавтра глубокими фиолетовыми и синими оттенками на плоти напоминаниями. дешевый леопардовый принт девичьей юбки ложится пятнами поверх. смешивается с узором на чужом дорогом пиджаке от гуччи. у куньхана талант сочетать по своей сути несочетаемое в одну прекрасную картину. уродливую в своем смысле и посыле.

и он, конечно же, в центре. он – герой этого времени.

куньхан рисует автопортрет в неоновых тонах, где он в центре всей этой пестрой хмельной вакханалии. пьяный и, кажется, вечно молодой. бессмертный. красивый. с расплывчатой улыбкой и блаженно прикрытыми веками на снимках мобильного телефона, выложенных в чей-то инстаграм. куньхан остается в своей придуманной вечности забитыми в память безымянными номерами, по которым никогда не будет сделан звонок. сообщениями на фейсбуке, которые останутся непрочитанными за отсутствием интереса к кому-то третьему. куньхан живет ради таких моментов, обещая назавтра начать все сначала. обещает себе стать взрослым. более ответственным. стать человек, а не мгновением, которым он живет.

в начале ночи куньхан вливает в себя первый разноцветный шот. смело раскручивает бутылочку.

- правда или действие?
- правда.
- ты свободен?
- возможно.

в начале ночи куньхан не отвечает: ни да, ни нет. живет полутонами, полумерами. ложными надеждами не повторить сценарий прошлой ночи и ночей до, но что-то сверхъестественное – вдохновение творца - не иначе, куньхан думает – заставляет его приступить к «рисованию» своей беспечной юности вновь. куньхан начинает с черных контуров чьих-то глаз напротив: резких, незнакомых, но оттого не менее соблазнительных. кладет мазки белой выжженной химией челки поверх. так взгляд выглядит более таинственным, сексуальным, немного пошлым. но в самый раз: куньхану свойственен этот смелый, раскрепощенный стиль, который всегда немного «на грани». немного «более, чем». немного насыщенных алых полутонов затемненной комнаты, полной молодых людей, жаждущих одноразовых чувств и внимания. куньхан не помнит, чья это квартира. не помнит, какая из дорог привела его в этот кружок верующих в один день.

- правда или действие?
- действие.
- поцелуешь меня?

к середине ночи куньханово осторожное прежде «возможно» превращается в дерзкое «возможно все». оседает алкогольной горечью на губах, теплом прикосновений тлеет на языке. куньхан заполучает свой первый на сегодняшнюю ночь поцелуй. не последний. пьянеет от необходимой близости. куньхан целуется так, будто любит, будто ему нечего терять: глубоко, горячо, слизывая чужой тихий вздох еще до того, как он сорвется с губ. куньхану нравится, как сердце начинается биться быстрее. стучать в висках и в пересохшем от жажды ощущений горле. свое или чужое – не так уж и важно. все герои его уродливо прекрасной картины живут одной жизнью, одним мгновением. дышат одним спертым воздухом, в котором оседает сигаретный дым и запах взмокших тел.

куньхан вливает в себя четвертый разноцветный шот. теряет мобильный телефон в разношерстной толпе, а значит, и пути отступления. кто-то ласково и настойчиво касается его шеи, и вон льнется к горячим ладоням, позабыв человеческий стыд и страх. закрывает глаза: под веками пульсирует мягкое отчего-то желтое тепло, голова идет кругом. игра заканчивает с первым вышедшем за правила правды или действия желанием. куньхан в таком состоянии не хочет больше говорить правды.

хочет говорить:

- ты так приятно пахнешь. поцелуй меня еще.

или

- давай найдем свободную комнату.

или

- хочу тебя.

куньхан и в трезвости никогда не стесняется быть раскрепощенным. дрянной алкоголь развязывает ему язык и руки, делает более откровенным и смелым. куньхан целуется самозабвенно, рассыпает чернь волос по мягкой подушке под собой, тянет за ворот чужой майки, чтобы сделать незнакомца ближе к себе. еще. и еще. куньхан очень разговорчивый, громкий. хриплый. хочет признаваться в любви и говорить всякий глупые пошлости. шептать их на ухо. но отчего-то себя останавливает, не имея возможности даже вспомнить имя того, кому он хочет о своих чувствах поведать. закрывает глаза, позволяя руководить собой. своим телом. проходиться по нервным окончаниям горячими кончиками пальцев. исследовать, не спеша и томно.

(с яняном куньхан никогда не закрывает глаз. смотрит напряженно и внимательно. следит. у куньхана с яняном никогда не бывает секса по пьяни. куньхан рядом с ним почти взрослый, осознанный. не трахается ради одноразовых чувств, но занимается любовью, считывая каждую искреннюю эмоцию с чужого лица. не целует его долго-долго в раскрасневшиеся от прелюдий губы, чтобы слышать, как тот заходится в тихих стонах. куньхан хочет его слышать. но слушать не хочет.)

янян у него в голове строгим голосом постоянно. эдаким отголоском утерянной в пьяных оргиях совести и невинности. куньхан просыпается от его отдаленной строгости. кривится, учуяв резкую боль в висках и нездоровое ворочание в пустом желудке. куньхану внезапно хочется вывернуться наизнанку. чтоб все отравленные внутренности – прочь. куньхан цепляется в чужое плечо.

- правда или действие, - спрашивает янян в его голове строго.
- правда, - куньхан знает, что вновь придется признаваться в слабости и ничтожности перед своим старым заклятым другом. ему отчего-то стыдно. нехорошо совсем.
- что чувствуешь?
- мне плохо. очень. можешь меня забрать, ян-и?

просит позвонить сатане. у яняна номер заканчивается на три шестерки. куньхан не упускает возможности ему напомнить об этом при встрече, но сейчас ему не до глупых одномерных шуток. куньхан утыкается носом в подушку, проваливается в беспокойный нездоровый сон, чтобы открыть глаза от ощущения холодного стекла, соприкасающегося с его горячим лбом. прохлада ничуть не успокаивает головную боль, порождает отдаленное чувство вины.

(которое куньхан позабудет с прошедшей мигренью. но он рад. рад, что все еще способен на простое человеческое – детский стыд и чувство ответственности перед кем-то, кто о нем искренне заботится.)

в салоне автомобиля пахнет терпким кофе. в мигающем свете куньхан цепляется за логотип старбакса. добавляет в свою картину финальный холодный зеленый. тянется к одноразовому стаканчику, хочет обжечься о горячность, но чувствует на кончиках пальцев лишь отдаленное тепло полуостывшего напитка. куньхан терпеть не может холодный кофе. кривится. покидает машину, не притронувшись к стаканчику.

- ян-и, - тянет хрипло. кожа покрывается мурашками в утреннем холодном воздухе. куньхан вспоминает, что вчера был в куртке из кожзама, о которой, увы, придется позабыть. возвращаться в тот дом, где он в очередной раз проиграл бой со своими внутренними демонами, куньхан не желает. – вечно ты угрожаешь все родителям рассказать. прекращай. я в норме.

куньхан присаживается рядом. устало зевает. кладет тяжелую голову на яняново плечо и закрывает глаза. янян пахнет домом и уютом. немного строгой отеческой ответственностью. сигаретным дымом тоже пахнет. куньхану не нравится. от яняна пахнет ядовитой ревностью и тревогой.

- опять куришь, ян-и. это ты тоже прекращай делать, - усмехается. не уверен, что в данной ситуации может отчитывать яняна за такие мелочи, но куньхан действительно не хочет, чтобы тот отравлял себя. потому что он – главная причина того. – поедем домой, а? у меня сегодня выходной, хочу принять душ и отоспаться. хочешь со мной?

взгляд лениво сползает к тонким яняновым лодыжкам за невозможностью зацепиться за что-то более существенное. глупый такой, опять позабыл о себе в спешке и волнении.

- поднимайся давай, а то ведь заболеешь, ян-и.

куньхан обнимает его за плечи. не греет ни черта в своих продрогших объятиях. хоть очень и хочется. не хочется говорить о том, что куньхан наверняка вытащил того из постели, заставил беспокоиться. у яняна день рождение на днях – об этом куньхан тоже позабыл. может, даже сегодня.

у куньхана талант.
забывать. важные вещи, лица, даты. талант разрушать. себя.
и немного тех, кто его любит тоже.

куньхан тэгу ненавидит. искренне так. сильно. каждый темный закоулок, каждую знакомую неоновую вывеску. каждое свое отражение в витрине. каждую из этих квартир, в которой он побывал запечатленным в чей-то трезвой памяти мгновением, улыбкой, прикосновением. поцелуем. больше тэгу куньхан ненавидит шумный сеул, где живут их с яняном родители. последних куньхан вообще-то ненавидит тоже. пожалуй, сильнее всего остального даже. куньхан не признается себе, но за этим чувством прячет лишь искреннюю постыдную обиду за первые разбитые детские мечтания – такие хрупкие и несмелые. те сломленными крыльями иногда болят в лопатках, болтаются за спиной ошметками ненужных воспоминаний о том, что было дорого и любимо.

(болит старая, позабытая травма от неудачного гимнастического трюка, но куньхану по-юношески свойственно драматизировать реальность. в лопатках у него болят его несбывшиеся мечты, превратившиеся со временем в атавизмы, не иначе.)

у куньхана длинные гибкие конечности. он широкоплеч и худ. словно жилистое молодое дерево, взращенное в любви и исключительной заботе. куньхану бы быть спортсменом с его подвижностью и неиссякаемой энергией, юношеским максимализмом и таким же сильным энтузиазмом, да все свои способности он тратит на бессмысленный бунт против родительских правил и ожиданий. будто в отместку за те самые крылья. летать не может, значит, будет ползать тварью. самой отвратительной из. отец смотрит на него с вечным укором раскосых глаз, мать – с упреком. оба смотрят на него снизу-вверх, потому что куньхан слишком высок – отнюдь не семейная черта.

(куньхан не похож ни на одного из них: ни на родителей, ни на младших детей. может, оттого и чувствует себя белой вороной. подкидышем. будто ему не место на огромном семейном фотоснимке в гостиной над камином, где он – третий слева. в семье - четвертый, куньхан – первый по старшинству, самый дурной пример младшим братьям.)

- почему ты не можешь быть как янян? вы же вместе росли.
- когда все пошло не так? скажи, куньхан.

лю янян в его доме всегда желанным гостем. на его фоне куньхан выглядит жалким подобием сына, о котором могут мечтать родители. у яняна все великолепно: университетская стипендия, машина, взятая в кредит, зато по-взрослому своя, огромные перспективы, престижная профессия. у яняня аккуратные выглаженные стрелки на брюках, а у куньхана в прорезях на узких джинсах премерзко и по-детски небрежно, по мнению его родителей, выглядывают костлявые колени со шрамом на левом – одним из многочисленных напоминаний о тяжелом переходном возрасте на его теле.

куньхан рядом с яняном как-то выглядит по-дурацки, честно говоря. совсем не в свою пользу. но они вместе с тех пор, как куньхан помнит себя, всем различиям и мнениям вопреки. янян ему лучшим другом, старшим братом. иногда любовником. хотелось бы чаще, конечно. намного. куньхан ведь любит того беззаветно первой подростковой влюбленностью. любит трепетом, с которым он прикасается только к нему. сердце аж щемит, когда он смотрит на него дико сквозь отросшую черную челку. любуется, ласкает взглядом прирученного зверя. иногда тайком. иногда раздражающе откровенно. куньхан его любит очень сильно, слов не подобрать, но называет то, что происходит между ними, «дружбой». с привилегиями, конечно. но все еще «дружбой». боится невзаимности чувств. не признается себе в этом. если бы куньхан играл в правду или действие наедине с собой, то проиграл бы в первом же раунде.

куньхан не умеет лгать даже себе. но очень старается.
у куньхана талант. хоть и нераскрытый.

- я не устал от тебя, не говори ерунды, ян-и, - по правде говоря, они не так уж много времени проводят вместе, чтобы, как говорит янян, устать. пока куньхан чередует смены в ресторане, продает собственную натянутую улыбку за чаевые, прожигает ночи в ненавистных квартирах знакомых через третьи руки, янян достигает более значимых успехов в жизни. в свои-то двадцать два, почти двадцать три. университетская стипендия, машина, взятая в кредит, зато по-взрослому своя, огромные перспективы – вот это вот все; куньхан знает весь этот список наизусть – родители не устают напоминать ему о том, в чем он проигрывает старшему с треском. куньхановским двадцати двум баксам от туристов – событие редкое, оттого таким маленьким поводом для гордости - неровня.

иногда они сталкиваются на тесной кухне глубоким вечером. янян заваривает кофе в одной из своих коллекционных чашек из старбакса, пока куньхан вытягивает длинные ноги под столом. те болезненно ноют – сегодня опять пришлось поноситься, обсуживая банкет. куньхан нервно расстегивает пуговицу на белом воротничке – пальцы дрожат и не слушаются: все эти костюмы на нем смотрятся великолепно – куньхан видит в яняновых глазах безмолвный восторг. чувствует нежность в прикосновениях, когда чужая теплая от жара кофейной чашки рука помогает справиться с запонками на рукавах. ворчит, что если его еще раз заставят надеть это, то он уволится к чертовой матери.

янян тепло улыбается. добавляет три ложки сахара, как куньхан любит. последний отвлеченно думает о том, что никогда от этой улыбки не устанет, а кофе янян варит получше всяких старбаксов. лучше всех варит.

- полагаю, просить тебя не ездить к ним – бесполезное дело, да? – куньхан устало вздыхает. поднимается на ноги, пьяно шатается - голова идет кругом, солнечная полоска горизонта размывается где-то вдалеке. неловко отряхивает придорожную пыль с джинсов. если янян так решил, то к этому решению его привели долгие часы раздумий о нужности этой поездки. куньхану теперь его не переубедить. да и стоит ли? куньхан вернется домой в одиночестве, отоспится. чтобы потерять следующую ночь вновь.

янян его никогда силком не удерживает. хмурится, кусает губы, но не удерживает. то ли не в силах, то ли не хочет. куньхана иногда наполняют пугающие его сомнения, тревожные мысли: что к нему янян вообще чувствует? любит ли он его или остается по привычке рядом, потому что так, кажется, было всегда? янян вообще ответственный до черта. раздражающе иногда, словно ему не двадцать два, а все шестьдесят. янян его бы не бросил даже, если бы наполнился ненавистью к куньхану до краев: от его измен, необязательности, забывчивости – у него на то до черта и больше причин, по правде говоря. но янян пообещал. пообещал его родителям заботиться о нем в чужом городе. куньхан вообще-то он безвыходности яняновой ситуации никакого облегчения не чувствует. напротив - чувствует безнадегу и отчаянье. страх чувствует. но о своих сомнениях яняну не рассказывает. они все чаще говорят о какой-нибудь ерунде. реже - о серьезном и действительно важном. например, о том, что куньхан еще мог бы поступить в университет и "взяться за ум". перестать бегать по ненавистным квартирам, взяться за рисование снова. у него талант, к слову. вполне реальный. к рисованию. не на полотне ночи, а на вполне реальном – белехоньком таком, красками, а не мазками чужой помады.

в машине куньхан быстро согревается. зажимает ладони меж колен. чувствует, как немеют пальцы. вспомнить о прошлой ночи не может. как и о таких же ночах до. куньхан почти каждую ночь исполняет обязательную программу. мог бы олимпийскую с гимнастическими трюками, а приходится другую. такие вот дела.

- янян, не будь ханжой, ты же знаешь, как это происходит на вечеринках? – куньхан делает паузу. думает, знает ли на самом деле янян что-нибудь о вечеринках. кроме того, что сам куньхан после них неизменно возвращается пьяным и дурно пахнущим чужими запахами. янян ведь всегда был хорошим, послушным мальчиком. самым лучшим на свете сыном, каким никогда не был куньхан. – никто не спрашивает возраст. никому нет дела до того, кто ты такой там, во внешнем мире. по правде говоря, я даже имени его не помню. ты же знаешь, когда хочется трахаться, вопросов особенно не задаешь…

куньхан замолкает. в отчаянии думает, что наговорил лишнего сдуру. язык в таком состоянии – его злейший враг. глупости, на самом деле. кому он врет? он и в обычном состоянии тот еще дурак. куньхан думает, что у яняна, наверное, никого кроме него к двадцати двум (… трем, на самом деле, но куньхан не складывает два и два – глупый донельзя, безответственный не меньше) и не было. яняну не ведома острота тех ощущений, когда чувства сменяются голыми инстинктами. телу быть голым, впрочем, необязательно. рот делается горячим и влажным. алчным. оставляет следы. движения рук становятся резкими, грубыми. все происходит по наитию и быстро. алкоголь или наркотики усиливают ощущения в сто крат.

не до раздеваний совсем.

(куньхан раздевает яняна сам. рисует горячие линии пальцами на гладкой коже, заглядывая в чужие глаза откровенно. сокровенно. иногда куньхан просит раздеться для него. медленно, не выпуская из плена томного взгляда, пока последняя вещь не опускается к чужим ногам. янян в его глазах лишен всякого стыда: они знают друг друга, кажется, целую жизнь, если не несколько. знают друг о друге все. нечего скрывать. и когда желания внутри становится через край, нестерпимо куньхан овладевает им медленно и с чувством. никогда не бывает тороплив.

куньхан рядом с яняном отчего-то взрослый, осознанный, каким не бывает без него.)

куньхан зарывается пальцами в непослушные волосы. взлохмачивает пуще прежнего. похож на бездомного голодного пса. да и тот умнее его будет. дворняги – догадливые твари. а куньхан – нет. куньхан вообще глупый, хоть и думает, что сложный до черта.

- его родители не узнают. а если узнают, то представь, какая будет трагедия: их сыночек – пидор, - куньхан ядовито ухмыляется, тянется в бардачок за сигаретной пачкой. ему, в отличие от яняна, терять уже нечего. он отравлен чуть больше, чем полностью. – мама будет плакать. папа выгонит из дома. такая трагедия.

в куньхане ни капли сочувствия. напротив. он бы на эту сцену посмотрел. куньхан собственных предпочтений не стесняется, не позволяет быть запуганным перед правдой о них. все знают о том, что он - плохой мальчишка. испорченный. куньхан – трагедия собственных родителей. и немного янянова тоже.

- скажи лучше спасибо, что это была не девушка. я не помню, чтобы пользовался какой-то защитой. мог бы заделать нам ребеночка. хочешь стать дядюшкой, ян-и? у тебя не плохо выходит воспитывать, - хрипит, втягивая сигаретный дым глубоко в легкие. застывает на долгие несколько секунд, что тонут в неловком молчании. закидывает голову, блаженно выдыхает. – надо бы провериться, а то мало ли заразы в золотых детишках. ты его хату видал? он родился с золотой ложкой во рту, ей-богу.

- ненавижу корею, - куньхан забирается с ногами на сидение, пачкает подошвами пыльных кроссовок бархат обшивки. вины за то не чувствует. по правде говоря, вообще об этом не думает. острые колени утыкаются в бардачок, пластик скрепит под их напором. куньхан налегает плечом на дверь, с какой-то неуместной внимательностью следит как лениво ползут капли по запревшему стеклу. размазывает пальцем крупные, выводит незамысловатые узоры. приоткрывает окно после, и прохладный ветер жадно облизывает взмокший лоб и щеки, слизывает челку с лица. куньхан просовывает влажные пальцы в прорезь, и те тут же леденеют в свежести утра. неприятно. холодно. впереди зима. уже чувствуется. зиму в корее куньхан тоже ненавидит: та намного холоднее, чем в тех местах, откуда он родом. куньхан мерзнет быстро, но отчего-то не заболевает. в отличие от яняна.

куньхан – глупый, дурак еще тот, а таким, как правильно, везет больше всех. море по колено. удача куньхана любит как-то извращенно искренне. тот испытывает на прочность ее чувства.

(яняновы тоже испытывает. и терпение. но куньхану с яняном повезло больше всего.)

янян и не знает, наверное, но куньхан уже как полгода откладывает то, что не пропивает. на поездку в шанхай. там у него остался любимый тренер. интересно, так же ли он учит зеленых мальчишек терпеть боль и преодолевать собственные слабости? куньхан когда-то преуспел в этом, обладая какой-то врожденным непоколебимым упрямством. он был любимчиком. а еще в шанхае у куньхана был кремовый ламбрадор с мягкими ушами – бимбо.
- что за глупое имя, куньхан? почему тебе обязательно нужно выдумывать что-то глупое? - мать смотрела на него с удивлением и раздражением. куньхан всегда поступал так, как считал нужным.

куньхан бы хотел увидеть его снова, приласкать,  почувствовать, как мокрый нос верно утыкается в самый центр ладони. родители отдали бимбо в «добрые руки», как они сами сказали, перед самым отъездом. и за это, пожалуй, он ненавидит их больше всего. потому что уже тогда знал, что скорее всего больше никогда не увидит и не почешет своего питомца за мягким ухом. прошло уже больше десяти лет. бимбо – живой. но только в куньханевской памяти, где он – все еще восьмилетний мальчишка с извечно разбитыми от тренировок коленями.

янян не знает, но куньхан откладывает деньги с зарплаты – путь не из легких, учитывая, как легко он расстается с заработанным. куньхан мечтает взять билет в один конец, но смелости хватает лишь на два – туда-обратно. яняну его не понять: он ведь весь из себя кореец, перенимает чужие нравы и привычки с легкостью. сливается с местными, теряет китайский акцент на третий год проживания в корее. куньхану многие из местных обычаев претят. до тошноты. куньхан себя местным до сих пор не чувствует. чужим чувствует. и иногда с яняном они говорят на разных языках. последнему его не понять. да и собаки у него никогда не было, чтобы понять всю куньханову тоску.

у яняна аллергия на собачью шерсть.

они вообще очень разные. черт знает почему все еще держатся вместе. цепляются друг за друга. будто куньхан не тащит их на дно. будто яняну не было бы легче вдали от него.

куньхан рассматривает красивый профиль. слишком открыто, чтобы быть незамеченным. пусть, думает. думает о том, стали бы они друзьями, не будь их родители знакомы задолго до их появления на свет. могли бы они ужиться в одной квартире не по старой привычке быть вместе, а из желания быть рядом. спать в одной постели, делить завтраки и ужины. слушали бы ли они одни и те же виниловые пластинки? считал бы куньхан, что янян варит самый лучший кофе на свете? может, не зная друг о друге все, им бы было лучше? людям ведь свойственно иметь внутренних бесов. янян куньхановских знает по именам. иногда кормит с ладони своей ревностью: та куньхану, конечно же, неосознанно, но льстит, словно необласканному вниманием ребенку. он повторяет свои выходки вновь и вновь, чтобы почувствовать себя нужным. тоже неосознанно.

иногда они говорят друг другу серьезные вещи не всерьез. чаще – их говорит куньхан, потому что язык помелом.

- я люблю тебя.

- я бы хотел жить с тобой до конца жизни.

- давай уедем обратно в шанхай и больше никогда не вернемся сюда?

(... помнишь сад юй юань? местные зовут его «садом радости». кажется, именно там я был счастлив в последний раз, держа тебя за руку. нам было восемь, и мир казался  простым и красивым. пах цветущими магнолиями и на вкус был сахарной ватой, что выдавали всем детям на входе в сад.)

куньхан смазывает серьезность глупой улыбкой. зарывается пальцами в пряди на затылке, будто бы пошутил. куньхан боится, что однажды, если он спросит без этой самой улыбки, такой дурацкой и несерьезной, янян ответит отказом. еще больше боится, что согласится, а у куньхана смелости не хватит. и сил тоже. у куньхана его образ жизни уже привычками, а от тех избавиться совсем непросто. куньхан многое, впрочем, умалчивает, хоть и говорит много: язык ведь помелом. не хочет ворошить старое, собирать осколками память. не спрашивает, помнит ли янян их особые места. потому что велика вероятность того, что забыл. куньхан бережно хранит их за двоих.

это внешне куньхан такой простой и глупый, выглядит по-дурацки на фоне своего друга, но чувства – по-детски сильные и искренние – делают его сентиментальнее. сложнее.

куньхан хочет что-то ответить, оправдаться. мол, он не такой безответственный. он ведь яняна любит больше, чем кого-либо, и никогда бы не подверг его опасности. но куньхан не успевает сказать и слова, как из динамиков мобильного начинает литься девичий звонкий щебет. его девушка, думант. куньханова подруга и коллега. он их познакомил когда-то. куньхан никогда не говорил яняну, но с ней он тоже переспал. дважды. один раз после того, как они с яняном уже были «вместе».

(куньхан знает, что яняна девушки не привлекают ни в каком виде, но в трусости его обвинять не хочет. если ему так проще существовать с собственными демонами, кто он такой, чтобы его упрекать, имея многочисленных своих?)

она на куньхана смотреть не хочет, будто чувствуя вину за содеянное. они пересекаются на работе. она толкает его плечом, смотрит затравленно. забавно даже. куньхан вины не чувствует, хоть что-то горькое и ядовитое ворочается, когда она приглушенно спрашивает яняна, не лучше бы было тому не общаться с кем-то, вроде вон куньхана. куньхан и сам так думает, по правде говоря. лучше бы он с ним не связывался. жил бы в своем иллюзорном идеальном мире, с «любимой» девушкой, перспективной работой и машиной в кредит. куньхан бы даже исчез с горизонта, если бы янян захотел.

тот не хочет.

янян не отпускает его домой. привозит к отелю тэджона, когда сумерки уже сгущаются над городом и с небес льет как из ведра. они молчат до самого заглушенного мотора: янян бесится, электризует своей яростью спертый воздух в салоте автомобиля. куньхан думает, что зря янян в своей бессильной злобе все это задумал. ему же будет… больно? куньхану это слово жутко не нравится. он находит многочисленные заменители, которые не звучат так оглушающе правдиво: неприятно, плохо, обидно. но никогда не использует слово «больно». потому что знает, что это именно то, что он причиняет яняну своим поведением. поделать ничего не может. потому что слишком слаб и инфантилен.

- янян, - куньхан напряженно выдыхает, прикрывает глаза. последствия бессонной ночи и долгой поездки пульсируют под веками болью и усталостью. куньхан с семи утра не спал – янян не позволял, то и дело включая радио на полную громкость. куньхан молча терпел. понимал, что заслужил эту изощренную пытку третьесортной попсой и еще более раздражающим тягучим тротом.

куньхан яняновых угроз всерьез не воспринимает. тот способен на импульсивные решения - знает, но куньхану не верится, что он способен зайти так далеко. изменить самому себе. изменить куньхану. хорошие мальчику не умеют «трахаться без вопросов». и без защиты тоже не умеют. янян блефовать не умеет.

куньхан снимает номер. метрдотель смотрит подозрительно, когда куньхан выбирает номер с двуспальной кроватью, но вопросов не спрашивает. метал неприятно холодит куньханову ладонь, когда они поднимаются на последний третий этаж. в комнате пахнет сыростью. уголок отклеившихся обоев шуршит под потолком. куньхану это место не нравится. куньхану не нравится и взгляд, с которым на него смотрит янян. есть в нем нечто тревожное, безумно, что заставляет куньхана на мгновение внезапно ему поверить. поверить в его угрозы.

куньхан кидает мокрую куртку на старое кресло, мотает головой из стороны в сторону, разбрасывая словно пес влагу в разные стороны. куньхан бы предпочел отогреться в душе и обнять яняна, накрыв их обоих одеялом с уродливой бахромой, но какое уж есть. забыть этот день и начать завтра с чистого листа. чего бы куньхану не хотелось видеть, так это янян с кем-то иным в этот вечер.

- если ты хочешь секса без обязательств, то вперед. я не имею права тебя удерживать от этого, - куньхан усаживается на край кровати, упирается локтями в колени, смотрит на яняна исподлобья. на куньхановом лице ни намека на ту игривость, с которой он имеет привычку общаться. глупая улыбка не сможет обратить все в шутку, понимает. – но ты не сможешь заставить меня на это смотреть. может, это и к лучшему? может, тебе надо узнать кого-то, кроме меня? секс – классная штука, знаешь ли. а ты - тот еще ханжа.

куньхан опускает на лопатки. утыкается взглядом в обшарпанный потолок над собой. одеяло под его головой становится мерзко мокрым от влажных волос. куньхан думает, что, наверное, слишком беспечно относится к словам яняна, но представить его, извивающимся под кем-то другим, он не может. такой абсурд. даже думать о том, что янян может принадлежать кому-то, кроме него. яняну нужны чувства, а не инстинкты, с которыми обычно берут тех, кто снизу. беспорядочно и дико.

или все же…?

обида горьким комом подступает к горлу. пылью старого одеяла лезет в нос. увлажняет глаза. куньхан не удерживает яд на языке. плюется глупо словами.

- хотя знаешь, может, я бы и вздрочнул на это. ты, я и кто-то третий. нам надо больше экспериментировать. ты тоже так думаешь? может, нам пригласить твою девушку? ты знаешь, я с ней тоже спал когда-то. может, тебе бы даже понравилось. она страстная и громко стонет. если бы ты только мог девушек трахать, - куньхан приподнимается на локтях, снова сталкивается взглядом с яняном. искрит злобой, отдаленно думая, что снова наговорил много лишнего.

надеется, что янян его простит и не будет воспринимать всерьез. куньхан – все еще неразумное дитя, живет чувствами и воспоминаниями восьмилетнего мальчика. его друг должен уже был привыкнуть к этому.

и смириться. другого выбора у него, похоже, и нет.
куньхан меняться не желает.

куньханова разъедающая прыть иссякает, стоит двери номера тихо закрыться за чужой спиной. остывает прикосновениями во влажных волосах, алым на острых скулах. оседает горечью на пересохших от злых речей губах. куньхан снова опускается на спину, расскидывает тонкие длинные руки в стороны, яростно сгребает покрывало продрогшими от вечерней стужи пальцами. тепла не находит, будто и не было яняна рядом пятью минутами ранее.

куньхан бессмысленно рассматривает трещины на потолочной блеклой штукатурке.
в голове – сплошной абсурд.

куньхан хочет казаться сложным. думает, что дурак. на самом деле не самый последний. понимает все. вина застревает отравляющим комом в сухом горле, отдает горечью на такой же сухой от похмелья язык. а на языке у куньхана множество ненужных слов, сказанных без лишних разумий. по наитию. обидных очень и не совсем. янян этих слов не заслуживает. ни тех, ни других, как не заслуживает куньхан самого яняна. всем окружающим – его родителям, девушке яняна, бывшим учителям из сеула и шанхая – это очевидностью. но только не самому яняну. янян наверняка думает, что простой как монета в сто вон. на самом деле сложный. в отношениях с куньханом – дурак еще тот. самый последний. вот правда.

(может, оттого им и суждено быть вместе. оба они – неправильные.)

у куньхана такой же неправильный извечный интерес к вещам. ребенком он тянулся к огню, ведая, что обожжется. куньхан поджигал спичками смятые клочки отцовских газет на заднем дворе дома, наблюдая, как пламя темно-коричневым пятном разъедает китайские иероглифы и фотографии государственных лидеров. получал подзатыльник от матери, строгий отцовский выговор, осуждающие взгляды младших братьев. в ночной темноте после куньхан зарывался лицом в собственные ладони, чтобы почувствоваться запах гари. тот ему нравился до безобразия. в тринадцать куньхан целовал краснощеких школьниц, что были на два-три года старше его самого. в неправильном желании быть застигнутым. у куньхана были распухшие от по-детски жадных неумелых поцелуев губы, влажные от слюны и бесцветного девичьего блеска.  янян смотрел на него странно и испуганно, осуждаю, похлеще отца, будто тот не банальный подростковый интерес испытывал ко всему запретному и соблазнительному, а сбросил на хиросиму бомбу. не меньше.

куньхан достигал своей цели. всегда.

однажды янян спросил, каково это целоваться с ним, с куньханем. у него трогательно дрожали губы, когда младший безмолвно сделал шаг и прикоснулся к его рту своим. куньхан давно этого желал, из интереса и странного трепета меж ребер, но смелости лишь хватило тогда, когда янян бросил в него клочок своих чувств, и куньхан, словно дикое пламя, жадно слизал их с его губ.

тебе понравилось?
куньхану понравилось очень.

у куньхана какой-то неправильный интерес с тех самых пор. янян – не вещь, но терпения у него словно у стесанного водой камня из сада юй юань. у куньхана от этой яняновой непоколебимости азарт разжигается пуще прежнего. и вопросы в дурной голове – все как один неправильные. как долго янян сможет терпеть его потребительское отношение к себе? куньхановы глупые привычки и желания? его такой же дурной, как и пустая ветреная голова, нрав? в куньхане до сих пор горит бунтарское подростковое «хочу», вопреки яняновому «могу». куньхан берет яняна, когда ему вздумается. (вздумывается очень часто, впрочем.) куньхан берет яняна по частям, отдает ему взамен всего себя. врет, что всего, конечно. оставляет немного для других. потому что ему всегда мало. куньхан – все еще по-детски жадный, как и те первые поцелуи, подаренные краснощеким школьницам в подсобках и за школой. янян, кажется, смирился с его самым большим пороком. не единственным, впрочем.

куньхану – двадцать два, и он коллекционирует свои грешки. расставаться с ними не торопится. янянова мать говорит, что он - плохой мальчишка. и ему бы не помешало расстаться с сами куньханом как с вредном привычкой. такие до добра не доводят, говорит. куньхан улыбается, заслышав собственное имя в телефонном разговоре.

в шестнадцать куньхан говорит яняну:
- ты можешь остановить меня, и у нас ничего не будет.
янян его не останавливает. куньхан говорит, забирая янянову невинность, как и первый неловкий поцелуй, себе тоже:
- лучше бы ты бежал от меня, глупый.
обращает все в шутку. как умеет делать только он. между ними тоже, кажется, все в шутку. или всерьез. кто разберет?

куньхана одолевает уныние. то подкрадывает медленно, словно дикая опасная кошка. ложится на грудь, тревожно топчется когтистыми лапами где-то рядом с неумолкающем сердцем. не греет, сравнению вопреки. прокрадывается холодом под мокрую майку. лижет шершавостью остывающую кожу. дрожью лижет. ознобом. голодно урчит где-то в животе. куньхан думает, что почти никогда не оставался ночью один – холодно и одиноко. еще немного голодно. куньхан думает, что янян блефует и вернется спустя час, остудив голову и мысли. возможно, принесет что-нибудь поесть в бумажном пакете с логотипом фаст-фуда.

янян не возвращается. куньхан начинает гладить дикую кошку за ухом. подкармливать свои страшные опасения сомнениями.

куньхан прислушивается, в надежде услышать скрип старой истлевшей временем половицы в коридоре, глухие неторопливые шаги.  думает, что закроет глаза в тот же миг, как янян провернет ключ в замочной скважине. вот через минуту. еще одну. куньхан обязательно притворится, что вовсе не волновался за него. что все равно. и будет правым. он ведь действительно не может удерживать яняна от бездумных желаний, подобному этому. истина же в том, что ему никогда и не приходилось. потому что он был свято уверен, что старший этого никогда не возжелает. уж слишком хорошо он знает его: от чувств до убеждений.

(мать куньхана всегда говорила, что янян - хороший мальчик. и лучше бы ему, куньхану, держаться его всеми силами. и не отпускать. не обижать. куньхан делает все вопреки.)

куньхан делает вопреки задуманному. не смыкает глаз. измеряет шагами обшарпанную комнату, смотрит на блестящую парковку за окном, где кроме яняновой машины еще один старый форд. янян ему и правда машину оставил. дурак такой. мокнет где-то там. может, ищет секса без обязательств. и даже без защиты. глупости, конечно, но куньхан оставляет за собой маленький шанс засомневаться в своих убеждениях. тот точит его уверенность. она у куньхана не такая каменная, как янянова непоколебимость. размокает, словно сахар от влаги. куньхан топит сомнения в душевых струях – покоя своей дурной голове не находит. не находит его и в трех каналах кабельного телевидения, что перестают работать в два ночи, оставляя куньхана со своей кошкой наедине. та ластится к ногам, садится на колени, царапает куньхановы ребра жестокой лапой.

- дурак, - куньхан злится. на себя в первую очередь. янян ему повода не дает. он ведь сам ему подал идею. подает каждую ночь, которую проводит вне дома в чьей-то квартире, в чьей-то постели. та никогда не бывает так мягка как та, что в их маленькой съемной обители. на той мягкой подушки пахнут яняновым шампунем, немного сигаретами. потому что куньхан иногда курит в постели после их секса.

(иногда куньхану кажется, что янян тоже одиноко курит в ней, когда младший не приходит в иную ночь домой. янян, может и курит – куньхану неведомо, но отчитать его за вредную привычку никогда не упускает возможности.)

в три ночи куньхан заглядывает в телефон. находит 12 голосовых с временным промежутком между. слушает залпом, затаив дыхание. нет, янян и правда дурак. куньхану его не понять. он коротко строчит:

"ты где?"

получает координаты. выскакивает из номера с влажными после душа волосами. майка у него тоже влажная. куньхан думает, что замерзнет быстро, но совершенно точно не заболевает. таким дуракам, как он, по обыкновению невообразимо везет. он не заболеет, а вот янян – так точно. яняну вообще не везет. куньхан ему сулит одни неудачи. тридцать три несчастья. не меньше. для янян куньхан сравним с маленькой хиросимой по разрушительности.

(целуется так чувственно и томно, что у яняна трогательно дрожат и опухают губы после. глаза становятся влажными и дымными. но на этом его достоинства заканчиваются, пожалуй.)

куньхан ведет дерзко. несется по ночному незнакомому городу навстречу своему страху. подумал бы, что в таком состоянии это опасно. и не спал он давным-давно но не думается. думается, что яняна он любит, пусть тот и выглядит непривычно отвратно. пьяно выглядит и совсем не по-домашнему, каким привык его видеть куньхан. думается, что яняну не мешало бы промыть желудок: тот пить к своим двадцати-сегодня-исполнилось-трем совсем не умеет. несмышленый словно дитя в своей невинности. думается (с опаской), что в таком состоянии янян и правда способен на необдуманные поступки.

- хен, что ты натворил? – куньхан отчего-то срывается на еле понятный корейский. дергает яняна за плечи, взваливая груз его тела на себя. тот невесомый, но отчего-то повисает на нем тяжким грузом. куньхан отчего-то вдруг не хочет знать, что тот натворил. у него от возможности знания неприятно сосет под ложечкой и заунывно тянет слева. нехорошо так тянет. совсем не в шутку. – мы едем в отель, хен, ты отоспишься и придешь в себя.

куньхан надеется, что назавтра янян ничего не вспомнит. не будет мучить себя стыдом, его, куньхана, ненужными откровениями. сажая его в машину и укрывая курткой, куньхан надеется, что завтра им стоит притвориться, будто этого дня никогда не существовало. и, возможно, отметить янянов день рождения так, будто куньхан о нем никогда не забывал.

янян помнит. осенние пейзажи за окном, скомканными образами. кляксами красного и желтого в беспечно зеленый и небесную гладь. дрожание рук и детский плачь где-то позади сквозь музыку в наушниках. солнечные лучи, оседающие у него на щеках и жар собственного тела. пристальный, сверлящий взгляд девушки напротив. иногда она тянулась к бутылке на столе, делала глоток-два и ставила ее обратно. переключала треки. продолжала смотреть на него не сводя глаз. к горлу подступала тошнота.

янян заболел.

их первый поцелуй случился в декабре. яняну только-только стало семнадцать. в тот год сюйси обогнал его в росте. а еще было много глупостей. много мыслей, которые яняну не давали покоя. его пятнадцать и далее он иногда очень хочет забыть. но он помнит. помнит, как они возвращались домой и он думал, что было бы классно, если бы в этом году пошел снег. разглядывал свои кеды, шаркая по потрескавшемуся кое-где асфальту. поправлял иногда съезжающий с плеча рюкзак. помнит, что сюйси рассказывал про очередную девчонку (которую по счету? сбился). а у яняна к горлу подступала тошнота. сюйси всегда рассказывал о них в красках, а янян смотрел на него и чувствовал себя так, будто его режут живьем. яняну бы хотелось, чтобы снег пошел именно в тот день. падал бы белыми большими хлопьями на ладони и таял мгновенно от прикосновения к горячей коже. а потом он остановился. сюйси сделал несколько шагов и тоже остановился, обернулся. янян поправил вновь рюкзак на плече и спросил тихо и спокойно (как умеет только он):
- каково это - целоваться с тобой?

янян помнит. солнце, рвущееся через красные дешевые шторы, в комнату с шуршащими у потолка оторвавшимися обоями. он нарочно выбрал этот отель. незатейливую и пожелтевшую от времени вывеску. половицы, скрипящие под ногами. картонные стены, через которые не слыхать разве что шепот в соседнем номере. вонь канализации, проникающую через старые трубы. смешная цена. в таких отелях обычно снимают комнаты на час-два, чтобы уже утром забыть о произошедшем. ему хотелось, чтобы сюйси понял, как янян чувствовал себя все это время.

янян помнит. кое-что фрагментами. но очень ярко 7 октября. даже через четыре дня, покупая обратный билет на поезд до тэгу, стоя на вокзале в сеуле, он все еще чувствует фантомную боль - ноет рука и тяжело тянет сердце. ему не хочется возвращаться. в то утро он сбежал. проснувшись, он понял, что не может смотреть на сююйси и лучше бы у яняна была аллергия на него, а не собачью шерсть. оставил ключи от машины. беззвучно закрыл за собой дверь. одевался уже в коридоре, чувствуя как сквозняк тянет по ногам. ту ночь он тоже помнит. неоновые огни, головокружение, обрывки стен, чужие мягкие губы и широкие ладони.

три таблетки обезболивающего одну за другой он пил уже сидя в вагоне. шипучку от похмелья.
в сеул янян приехал с разряженным в ноль телефоном и с жаром под тридцать девять.

они не разговаривали.

янян в пятнадцать учится прятать эмоции. тогда он не думает, кому от этого лучше. он просто боится, что узнают мать с отцом. прячет себя глубоко-глубоко. ставит пароли на компьютер и телефон. думает долго, что еще запаролить. всегда чистит историю в браузере. учится критиковать однополые отношения. умело вживается в роль. у яняна друзей не сосчитать и вроде он даже популярен у девочек, а он позорно заглядывается на лучшего друга. и только однажды не сдерживается в семнадцать. в семнадцать вообще много чего происходит. янян учится говорить: "эй, нас же увидят" и прячется еще сильнее. у сюйси все не всерьез, не по-настоящему. все эти его отношения. яняну портить их дружбу ревностью страшно до чертиков. он молчит.

янян помнит, что юкхей - все же сюйси. и что юкхеем он стал уже здесь, в корее, потому что корейцам северное произношение привычнее и правильнее.  и зовет его он так только один на один. иногда хочется постоянно. и не прятаться. пускай смотрят, думает. может быть, живи они в каких-нибудь штатах, например, янян бы не смолчал ни разу. а так он сам виноват, может быть. и вроде даже не против. оправдывает свою трусость тем, что уважает любой выбор сюйси.

мать три дня не слазит с ушей: "это все он виноват", "это все его пагубное влияние", "ты пытаешься ему помочь, а он тянет тебя на дно. как можно быть таким неблагодарным", "вот увидишь, он испортит твою жизнь. проклятый ребенок". если бы только она знала, думает янян, сидя за обеденным столом с семьей, как у этого "проклятого ребенка" глаза горят и что смех его расцветает в душе яняна весенними цветами. знала бы она, какими трепетными бывают его прикосновения и что обнимая со спины яняна, он всегда целует его шею. что сам янян тянется к его губам своими. и отдается весь без остатка. жмется к нему во сне. глаз отвести не может. но лучше бы ей не знать, в самом деле.

пропущенные звонки тянут его на дно. вспыхивают на экране смартфона знакомым номером. янян все еще помнит свою обиду. и что сюйси не отозвался на произнесенное на выдохе "я люблю тебя". горечь его слов, запитую дешевым соджу, он тоже помнит. и ненавистное яняну "хён" и лицо того мальчишки. все помнит. хотелось бы забыть. задушить в себе злость. или себя вместе с ней. и стыд. стыд он бы тоже хотел задушить. еще в зародыше. стыду, думает янян, здесь не место. и от злости, которая никак не дает уснуть, он бы тоже избавился не раздумывая. но она убийственным роем кружит в голове до самого утра. мучает кашлем, температурой, которую мать пытается сбить, причитая, что это, конечно же, иначе ведь и быть не может, виноват хуан сюйси.

яняну пейзажи за окном, знакомые до омерзения, совсем не нравятся. он тихо взращивает минуту за минутой, километр за километром в себе панику. ядовитую, убийственную. вспоминает ее сырой запах в поле, на краю которого он просидел два часа пока сюйси не проснулся, пока он не коснулся его плеча, не вспугнул голосом. у яняна злость тихой заводью. прячется ужасным чудовищем на дне. подкрадывается все той же ненавистной тошнотой, преследующей его с пятнадцати, и дрожанием рук уже на подъезде к тэгу.

через два часа он на перроне рассматривает объявление. до отправления обратного поезда в сеул - пятнадцать минут.

яняну часто снятся кошмары про улетающих птиц, вспархивающих с его ладоней. необычайно красивых птиц, режущих слух своим душераздирающим криком. янян просыпается в холодном ознобе. и никогда не рассказывает о своих страхах сюйси. о том, что синее небо затянуто алыми тучами, и кажется, что оно горит. о том, что после взмаха белых крыльев, земля под ногами становится черной пропастью.

он зачем-то  изо дня в день старается быть непоколебимым. превращает "хочу" в "могу". взрослеет не по годам. за них двоих. и очень боится старости. боится, что все его детские страхи станут взрослыми и скучными. ему бы хотелось, чтобы сюйси однажды вспомнил, что янян боится темноты, потому что в детстве, когда они еще жили в шанхае, его заперли одноклассники в школьной кладовке и он просидел в ней один до самого вечера. он тогда только-только пошел в школу. с тех пор янян, оставаясь один, никогда не выключает свет.

яняну бы билет на обратный до сеула. в одну сторону. отчислиться из университета. поставить крест на карьере. сделать еще что-нибудь. назло. но он садится в метро до дома. он все еще помнит. все-все. и ту ночь, и мальчишку и слова каждое слово сюйси. хорошее никак не вспоминается. яняну от этого не по себе. ему кажется, что вся его любовь к сюйси исчерпала себя. разлетелась сверкающими осколками.

но он возвращается. в квартире тихо. шумит отдаленно город, влетая в раскрытое окно гулом. янян находит на подоконнике полную окурков пепельницу. собирает разбросанные вещи. он помешан на чистоте. иногда излишне. сюйси смеется с него. глупо так. яняну бы плюнуть на грязную посуду до утра и перестать несколько раз в неделю сидеть в прачечной с учебниками. а еще, пожалуй, можно было бы не отглаживать так сильно брюки с рубашками сюйси.

ему кажется, им нужно поговорить. разве сегодня не отличный для этого день? но он не предупредил. поэтому, у них вероятно, ничего и не получится. он варит себе кофе. вода в турке закипает медленно-медленно. а янян ловит себя на мысли, что если сюйси сегодня не придет домой после работы, то он уйдет. насовсем.

и пишет уже в девятом часу короткое сообщение:
"я приготовлю что-нибудь на ужин".