— хёк-и, — она произносит это на выдохе. всегда растягивает слова, взлохмачивает тонкой рукой его коротко стриженные волосы. целует в щеку красной помадой, чтобы он раздраженно стер ее, — за квартиру платить на следующей неделе.
хёк сидит на мели уже который день. стреляет у охраны в клубе сигареты, на свои не хватает. те смеются беззлобно. в полнолуние превращаются в кровожадных волков. это ведь они помогли соне тогда. хёк на них не в обиде и даже не злится — ребята делают свою работу. да и она давно подсела на наркоту. подхватила от своего дружка венеричку и заразила выгодного клиента.
нуна стоит в дверном проеме. курит, дым тянется к потолку молочными лентами. на плите заходится чайник.
— я не могу за тебя платить каждый месяц. ты работать начнешь уже? босс тобой очень недоволен, сказал, что теряет терпение.
— рамен будешь? — он улыбается, беззлобно. она же все равно заплатит за квартиру. чайник перестает истошно кричать свистком.
они живут вместе уже два года. с тех самых пор, как она нашла его на улице под дождем. в книгах подобные встречи заканчиваются шаблонно и скучно: «будто промокшего бездомного кота забрала домой». их закончилась примерно также. она дала ему крышу над головой, научила «работать». сначала думала, что он может мыть хотя бы посуду на кухне. но хёк оказался смышленным. «экзотическим фруктом» — как она выразилась. боссу хёк сначала пришелся по душе.
он забирает недокуренную сигарету, затягивается. трется щекой о тонкое плечо:
— прости, нуна, я что-нибудь сделаю.

соне было восемнадцать.
хёк на год младше. не то, чтобы они были не близки. они были в отвратительных отношениях. цапались из-за всего подряд. переманивали клиентов друг у друга. не могли находиться в одном помещении. иногда он думал, что это ревность — многие клиенты сони ушли к нему. все говорили, что соня родом из штатов. у нее была белая красивая кожа и зеленые глаза. и звали ее по-настоящему совсем не так. но, честно говоря, настоящего имени никто не знал. а потом сони не стало.
босс любил соню «как собственную дочь» и убил соню также — с любовью. в назидание остальным. после он заперся у себя в кабинете, целую ночь пил с другими своими любимыми шлюхами. хёк мешает палочками рамен и косится на нуну — та ничего ему так и не рассказала о том, что происходило в там. интересно до жути.

хёк в обиде на босса не бывает, даже когда ему самому достается за проступки. это — бизнес. нуна говорит, что нужно молча перетерпеть. хёк огрызается. получает еще сильнее. играет с огнем. нуна его выгораживает. говорит, что это все переходный возраст виноват. хёку ведь только в прошлом году стукнуло семнадцать. максимализм и гармоны. что с него взять?

— тебе надо срочно исправляться, слышишь? а то у меня из-за тебя проблемы.

проблемы из-за него — это обычное дело. они начались, когда хёк еще на свет не появился. даже вспоминать долго и нудно. да и не хочется.

вечером нуна топчется за спиной. торопит его. хёк красит губы малиновым блеском — у него сладкий приятный привкус и мягкий розовый цвет. у хека из одежды — только женская. туфли на каблуках. колготки все в сеточку. нуна завистливо на него смотрит иногда, говорит, что он многим девочкам даст фору.

а потом хёк заканчивается.
—  —  —  —  —  —  —  —

минмэй подтягивает черные колготки в сеточку, купленные в супермаркете у дома по скидке. кладет под язык  веселую таблетку экстази с надписью «скай». тонкие пальцы с облупившимся розовым лаком толкают дверь женской уборной. мир полыхает музыкой, переливается неоновыми огнями, тонет во мраке. минмэй протискивается через танцующую массу. у бара перекрикивает музыку. ей наливают соджу. оно плещется в стакане. оно обжигает горло. ластится улыбкой к блестящим губам.

у минмэй голубые глаза, густо подведенные черным и длинные волосы, от которых пахнет сладким яблоком. минмэй, обводя скучающим взглядом толпу, ищет небо и свои сто долларов за ночь. находит. гипнотизирует. соня бы сгорела с ума от зависти. минмэй думает, что он — хорош. и, возможно, ей повезло.

они целуются здесь же — у бара, и ее тонкие пальцы соскальзывают с широких плеч. скользят под кофту. вишневый блеск блестит на его губах. минмэй сегодня кажется влюблена как никогда. его слова оседают дыханием на ее губах. спертый воздух клуба раздражает нервы. она тянет его за собой. на выход. под бесконечное черное небо, тонущее в свете городских фонарей. ей плевать куда ехать и как далеко. ей на самом деле нужны ее сто долларов и чтобы он вернулся однажды, может быть. чтобы возвращался регулярно, было бы лучше.

она поправляет дешевую сумочку на цепочке на плече. цокает каблуками. в машине жмется к нему. бросает взгляды на водителя. подмигивает заигрывающе. тот все понимает без слов.

начало ничем не отличается от других.

—  —  —  —  —  —  —  —
нуна всегда повторяет одно и тоже: твоя проблема в том, что ты не разбираешься в людях. хёку пятнадцать. они сидят на кухне, мимо снует персонал. хёк прижимает к щеке полотенце со льдом, тушь черными разводами оседает на щеках. нуна сокрушается. он вновь перегнул палку. зачем было говорить клиенту, что от него воняет? хёку пятнадцать и его переходный возраст расцветает ядовитыми флуоресценцентными цветами.

клиент был груб. и начал первым. соня смеется. говорит, что его проблема в том, что он — не настоящий и что до тех пор пока он будет притворяться, то так и будет полным ничтожеством. их ненависть друг к другу начинается в ту ночь. он сильнее других желал ей смерти.
—  —  —  —  —  —  —  —

минмэй жадно целуется в темноте чужой квартиры. по-взрослому. развязано. как учили. за что хвалили в двенадцать, тринадцать, даже в четырнадцать. гладили по голове по-доброму. шептали на ухо: «молодец, малышка». минмэй, думает, что хочет его. хочет по-настоящему.  по-взрослому. тоже как учили. чтобы он тоже после погладил по голове и сказал самые сокровенные слова.

вот только что-то идет не так. дыхание не сбивается и свет, вспыхивающий, так мешает. у минмэй небо на языке растаяло.

— — — — — — — —- —
они сидят на ступеньках у черного выхода из клуба и соня протягивает хёку горсть разноцветных пилюль. у хека кровь из носа. соня улыбается весело. он не понимает, чему она радуется. соня говорит, что все это не страшно. что скоро боль пройдет. рыжий лев тает горечью на языке.

— — — — — — — — —

минмэй думает, что он красивый, разглядывает бесстыдно в холодном свете энергосберегающей лампы, светящейся над головой. она переступает с пяток на носки, отходит на шаг, склонив голову в задумчивости. расстроенно кусает костяшки пальцев, на них остаются следы от зубов.
— но, оппа . . . — она вновь тянется к его губам. бесполезно. заглядывает в карие глаза, спрашивает шепотом:
— а если не расскажу, ты меня убьешь? — улыбается, заключает его лицо в свои ладони, — я не против умереть от твоих рук. или . . . — она отступает в глубь квартиры, — может быть, ты — извращенец? люблю извращенцев, — скидывает с плеч его куртку. та падает на пол. что-то бряцает в кармане. минмэй поправляет юбку. с ног слетают туфли. она опускается на колени.
— хочешь, чтобы я тебя умоляла меня взять? — от нее пахнет соджу и приторно дешевыми духами, — я могу тебя называть "хозяином" или, может быть, "хёном"?