солнце разбрызгивает закат, перламутровыми красками заполняя комнату до краев. разбросанные замки и небосводы на полу, люди и животные, дремучий лес в зелени цветных карандашей и акварельных красок. джинхван мажет перепачканными пальцами по щекам красным, синим, забывает, что нужно дышать. в глазах куна весь белый свет и желтое-прежелтое солнце у края листа. у них даже линии жизни на руках один-в-один.
одна на двоих неровной рекой.
сбитым в коктейль дыханием.

он думает смутно и недоверчиво, пробуя мысли на вкус. думает, что нельзя так любить, отдаваясь без остатка.  тихая мутная заводь, в которую он ступает теряя голову. кун — река, в воды которой не попасть дважды. джинхван тонет, захлебывается.

мать с ранних лет тянет заунылое «одевайся теплее», «пока все не съешь, из-за стола не выйдешь», «нет, ты туда не полезешь, потому что упадешь и шею себе сломаешь», «покажи табель успеваемости», «ты должен этим заниматься даже если тебе не нравится», «не дерись, терпи», «сам виноват». великие цитаты великих родителей — у него их на целый сборник наберется. у джинхвана вещи омерзительно провоняли материнскими наставлениями и безразличием отца, пропадающего в новостях и матчах по футболу вечерами у телевизора или, быть может, на очередном ужине с коллегами, возможно, потом с порога «на работе задержался».

мать записывает джинхвана на несколько кружков сразу, потому что «надо-как-все-нормальные-люди». кружок по рисованию, кружок пения, кружок танцев. она вообще не против была бы, если бы у нее родилась дочка, говорит: «хоть какая-нибудь помощь была бы», но с дочкой не повезло, поэтому «что теперь поделаешь, придется страдать». и страдает, стирая тонкую границу самоидентификации джинхвана. она лепит, создает свое собственное произведение искусства. в средней школе решает, что ей обязательно нужно возглавить родительский совет класса. и возглавляет.

день-за-днем у малышки мины длинные непослушные волосы, которые постоянно цепляются за зубья расчески. после дневного сна они путаются и пряди выбиваются из косичек. мина бегает, стуча пятками по полу. «расчеши» — требует звонко.

джинхо приносит из дома обеды. каждый раз разные. а еще синие машинки и лего. большой. на двести деталей. если собрать все детали правильно, получится железная дорога. собирают конструктор всей группой несколько дней.

— представляешь, чжунэ сегодня сказал: «давай сложим тысячу бумажных голубей» и расплакался, — джинхван сидит на полу и рисует карту. все их разговоры ни о чем и обо всем сразу. иногда, когда они подолгу молчат, он думает, что куну с ним страшно скучно, и начинает лихорадочно перебирать темы для разговора. клей-момент срабатывает сразу, мысли — никак. молчать с куном неуютно совсем. джинхвану кажется, что он лишком невежественный: может только о детях говорить или еще о чем-нибудь незначительном. ничего серьезного. в серьезных разговорах он теряется и мнется. «может быть поэтому?» — он потом соображает запоздало. звонит снова-снова-и-еще-раз.

у матери все отлично получается. это вообще про нее текст. главная героиня жизни джинхвана. до его двадцати одного года все идет по ее сценарию. с точностью почти в сто процентов. в его комнате стены окрашены кремовым. безликие. ей нравится. эти стены такие же безликие, как джинхван, у которого переходного возраста и юношеского максимализма кот наплакал. «ты должен со всеми дружить, мало ли где и кому ты будешь полезен. запомни, это облегчит тебе жизнь». он учится «не усложнять», «не бороться», «быть полезным». такие необходимые в его жизни вещи. куда без них? да никуда. иначе джинхван будет как его отец, у которого с карьерой так и не заладилось. быть как отец нельзя и неправильно. ни один уважающий себя человек не должен быть таким. джинхван понимает. он вообще временами думает как она. ее мысли липкие и заразные. от них он еще долго будет избавляться после.

«скажи, что любишь меня» в воздухе, между строк. у них все будто так всегда и было: одна квартира на двоих, одна кровать на двоих, две зубные щетки в ванной, две похожие чашки (джинхвана та, что желтая с улыбающимся смайлом — ему очень нравится, потому что когда предыдущая разбилась, эту они покупали вместе), две пары обуви на пороге. джинхван разрисовывает в их комнате стену: яркий воздушный змей взмывает в безоблачное небо.

кун ходит быстро. блики ночных фонарей гуляют в темноте парка. чтобы догнать их и куна, джинхван прибавляет шаг, пальцы тянут за рукав рубашки: «ну подожди же, мы с ним просто друзья». осколки вечера сменяются утром  —на вкус парное молоко. джинхван долго слушает дыхание и разглядывает спящие лицо.

в девятнадцать он поступает, как мать хотела и куда мать хотела, на экономический. тяжело и со скрипом, потому что не его. и жизнь чья-то чужая, но ему почти все равно. у него в голове юлой крутится: «будь полезным», «терпи», «не прыгай выше головы», «не витай в облаках». он тяжело сдает первую сессию и вторую тоже тяжело: путается в самых основах, но терпит, как завещали.

когда они знакомятся, все его убеждения разлетаются искрами. все клиньями вбитые мысли крошатся пылью. он бросает университет, сразу после того, как они снимают небольшую квартиру — одну на двоих.
— что ты любишь больше всего?
— ммм… детей?
— почему детей?
— им ничего не нужно кроме любви.
он смотрит на куна и улыбается. он впервые в своей жизни делает то, что важно для него самого. второе — он устраивается работать в детский сад. они обзаводятся картами сокровищ, мягкими игрушками, которые джинхван делает сам, книгами сказок.
может быть, и в этом тоже была проблема?

осколки бьющихся чашек.
где-то говорят «на счастье».

у джинхвана паника, расстройство, кошмары черными лентами и желтые осколки фарфора на полу. и на том конце ударом тока «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». ворох вопросов рассыпается трухой. день-за-днем с тех пор как он однажды возвращается в пустую квартиру. ни с того, ни с сего.

десятки голосовых в пустоту. джинхван думает, что кун где-то потерялся по пути, а их общие знакомые говорят, что он уехал домой — в сеул. джинхван покупает билет до сеула и собирает вещи вопреки «не борись, терпи», «не витай в облаках», «ни на что не надейся» бьющих набатом по нервам.

ему кажется, что сам он в этом мире ни за что не выживет.