у хенджина сердце – предателем. тянет так сладко и волнительно, стоит кровати рядом прогнуться под весом чужого тела, дыханию - легким бризом коснуться его лица. ты ходишь к нему, обращается горячим всполохом. близко-близко. вот так просто. будто бы и не было между ними молчания в несколько дней. и одного такого большущего, почти по-взрослому страшного секрета.

кот, конечно, удивительный, хенджин думает с больным восхищением и опаской.

в своих действиях – бессовестно наглый. в интонациях – обыденно неопределенный: то ли вопрос, то ли утверждение - попробуй угадать. хенджину слышится осторожное осуждение и (так сильно и неправильно хочется, чтоб) ревностная нотка, на которой мальчишеский прежде звонкий голос проседает на несколько октав. делается хрипче, истеричнее. будто тому искренне не все равно, куда и к кому он там ходит.
хенджин от своей находки вспыхивает за секунду. взгляда от книжных строк, впрочем, упрямо не отводит, хоть и хочется – тоже, так неправильно сильно – посмотреть на кота. хочется снова встретиться с внимательным взглядом больших светло-карих глаз, от которых мурашки вдоль хребта и ладони в липкую соль – волнующее, невероятное ощущение. ведь так смотреть может только кот: будто нуждаясь, как нуждается утопающий в спасительном кислороде; ласково-покровительственно, как смотрит мать на свое единственное любимое дитя. ожидающе, будто ему была обещана целая вселенная, и он пришел ее забрать.

хенджин на кота не смотрит, сильному желанию вопреки.
запрещает себе строго, гоня сомнительные мысли прочь. понимает: со дна тех глаз его кличут черти злые, корыстные, побуждают на всякое, о котором хван в последствии жалеет. кот ему добра не желает. о нет. сидит нашёптывающим чертякой на плече, змеей оборачивается вокруг горла – не продохнуть. вот только у хенджин сердце - предателем. юное, а потому глупое, и всякое разумное тому ни почем.

- ты ведь не знаешь его совсем, он – не тот безобидный калека, кем кажется на первый взгляд. мороком его кличут по причине, -  и хенджину ему хочется верить. правда, хочется. не сердцем, что примет любую ложь за чистую истину, но разумом: будь морок монстром, каким он кажется с кошачьих уст, он бы мог прослыть героем, избавив весь дом от кого-то столь опасного. от того, кто несет погибель и беды, добавляет кот, и хван ему почти что верит, потому что вновь, не желая того (на самом деле – очень), попадает в плен его взгляда.

будь морок монстром, все было бы гораздо проще. правда.

хенджин бы не взращивал в себе тяжкое, кажется, такое неподъемное чувство вины, с которым он живет вот уже неделю – самую долгую из тех, что он проживал за все свои семнадцать лет. хенджин встает с кровати с этим чувством по утрам, хлебает на завтрак горькой дрянью из алюминиевой тарелки. засыпает тоже с ним. вина залегает глубокой синевой под его глазами. отец при встречи взволнованно говорит, что выглядит он прескверно. исхудавше как-то, расстроенно. спрашивает, не заболел ли он, не обижают ли его в доме.

хенджин молчит.

думает только о том, что бы сказал отец, увидев того мальчишку, без сознания лежащего в лазарет: в обшарпанной больничной палате, где пахнет сыростью и отчего-то всегда  темно. думает, каким полным здоровья и жизни показался бы дракон на его фоне. каким беспричинно жестоким выглядел бы хенджин в отцовских глазах, если тот только знал, что ответственность за чужой недуг лежит на его сыне, который никогда прежде не был так бессердечен. хенджин думает об этом много. очень. нагнетает. сам себе преступник, сам себе судья. никто ведь не знает, о том, что произошло, и это тяготит хенджина ничуть не меньше, чем вина или груз легшего на него после смерти совы обязательства быть вожаком.

никто не знает о том дне и последовавшей за ним ночи.

только он.

кот.

и сам морок, который в прогнивших декорациях больничной палаты в один день превращается в чонина, шестнадцати лет отроду, с сильным обморожением и подозрением на пневмонию. чонином его называет молоденькая медсестра, на вопрос которой хенджин отвечает, что пришел навестить слепого. та, правда, отчего-то сердечно оскорбляется, будто бы хенджин назвал мальчишку так с желанием унизить. в действительности все было гораздо проще. нелепее даже было: о мороке, кроме его незрячего недуга, хенджин  не знал ничего более.

а потом узнал.

узнал, что у чонина в изгибе тонкой руки остаются уродливые фиолетовые следы от капельниц. и что чонин под всем этим бесформенным тряпьем, которое он имел привычку носить, тощий как палка. хенджин подмечает неважными деталями, но все еще помнит - так ярко, будто бы то случилось вчера, с какой силой цеплялся мальчишка за его плечи в ту ночь: то ли в желании согреться, то ли карабкаясь из смертельной пропасти, в которую сам же хенджин его и скинул. не без подсказки кота, конечно, но об этом хван никому и никогда не расскажет, потому что стыдно. стыдно, а еще совсем как-то не по-взрослому – следовать чужим указаниям лишь в желании понравиться.
этот стыд хенджин умело мешает с виной – гадкое сочетание. то, что он делает – еще гаже. хенджин носит чонину японские конфеты, которые отец ему привез с чужого берега: вкладывает в холодные ладони по одной, с надеждой, что чонин в один день очнется и тут же его простит. но когда хенджин возвращается к его кровати вновь, конфеты непременно оказываются на потрепанном прикроватном столике, нетронутые и напоминающие о том, что хенджин сотворил.
и прощения ему нет.

- он – не тот безобидный калека, кем кажется на первый взгляд. знаешь, он – дикий, - у кота, в отличие от чонина, руки горячие и гостеприимные. почти ласковые. с короткими детскими пальцами и нелепо маленькими ладошками. если бы хенджин вложил в них конфету, та бы непременно расплавилась от жара. хенджин зачем-то вкладывает сердце.

глупо.
все так же безответственно.

позволяет чужим пальцам соединиться со своими. кот, не отводя взгляда, тянет его ладонь к своей шее, и кончики хенджиновых пальцев – о, боги! – касаются мягкой кожи там, где он даже и не мечтал коснуться. находят ровный, ритмичный пульс – кот к этому, кажется, равнодушен, все для него забавой. он позволяет хенджину коснуться своего загривка. невесомо, но достаточно, чтобы ощутить выпуклую неровность, очертить ее овальную форму. – этот след оставили зубы дикого. ему было двенадцать тогда, мне – тринадцать. и мы были лучшими друзьями.
были, но он никогда не умел дружить по-настоящему, добавляет.

хенджин слушает внимательно. как не слушает никого иного, вопреки всем предостережениям, сделанным самому себе. дракон непозволительно долго не убирает руку. зачем-то успевает погладить кошачий загривок, заметить, как на секунду – целую секунду – кот прикрывает веки, будто бы в удовольствии, и еле заметно выдыхает, расплываясь в двойственной улыбке.
улыбка у кота страшная, хенджин думает. но все равно на его обаяние поддается.

остается в комнате до самого вечера, пока за окном не становится темно-темно. хенджин после крадется по коридорам до лазарета вором. преступником, коим он себя и ощущает. является. молоденькая медсестра встречает его суровым взглядом. не положено, говорит. но хенджин не отступает. не впервой.
- я хочу его увидеть, - налегает грудью на хлипкую стойку, заглядывая девушке в глаза, и что-то неумолимо и видимо смягчается в ее взгляде, будто бы она точно знает, как сильно хенджину нужно увидеть ян чонина. слепого, шестнадцати лет отроду, пневмония которого, слава богу, говорит она, лишь осталась врачебным предположением. отчего-то это всегда работает. будто весь хенджинов вид кричит, что ведом он жуткой виной и сильным желанием ее искупить.

у хенджина в кармане – очередная конфета для морока. он так думает, пока не обнаруживает, что тот безутешно пуст. вспоминает, что отдал последнюю коту, и жалеет тут же, потому что она говорит:
- он пришел в себя.

у хенджина сердце – самым последним трусом. тянет так пугливо и нервозно, стоит половице жалобно скрипнуть под осторожностью его шагов, лекарственному мятному душку - ударить по чувствительному от вины обонянию. где-то в глубине темного коридора осуждающе тикают часы, напоминая, что он вновь куда-то опоздал. хенджин отсчитывая пятую дверь слева, будто эта тропка не было исхожена до бледных проплешин на старом линолеуме за всю эту неделю – самую долгую, между прочим, в его жизни. хенджин застывает перед заветной дверью, в вечерних сумерках цепляясь за трещинки в белой краске. думает, что должен уйти и чонину его извенения ни к чему, как и эти глупые конфеты с чужого берега.
хенджин набирает воздух в легкие. и кладет ладонь на дверную ручку.

он и не знал, что дверь может так противно скрипеть, а собственные шаги быть настолько звучными.

IP адрес: 188.227.9.191 [?]
Host name: 188.227.9.191
Провайдер: Prometey LLC
Город: Murino
Страна: Russia